Неточные совпадения
С Елизаветой Спивак Кутузов разговаривал редко и мало, но обращался к ней в
дружеском тоне, на «ты», а иногда ласково
называл ее — тетя Лиза, хотя она была старше его, вероятно, только года на два — на три. Нехаеву он не замечал, но внимательно и всегда издали прислушивался к ее спорам с Дмитрием, неутомимо дразнившим странную девицу.
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина медведем сказки о том, как маленькие зверки поселились для
дружеской жизни в черепе лошади, но пришел медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки
назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
— Вы
называете дружескую беседу болтовней… Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете.
Неточные совпадения
Левин не поверил бы три месяца тому назад, что мог бы заснуть спокойно в тех условиях, в которых он был нынче; чтобы, живя бесцельною, бестолковою жизнию, притом жизнию сверх средств, после пьянства (иначе он не мог
назвать того, что было в клубе), нескладных
дружеских отношений с человеком, в которого когда-то была влюблена жена, и еще более нескладной поездки к женщине, которую нельзя было иначе
назвать, как потерянною, и после увлечения своего этою женщиной и огорчения жены, — чтобы при этих условиях он мог заснуть покойно.
Он прав, во всем прав: за что же эта немая и глухая разлука? Она не может обвинить его в своем «падении», как «отжившие люди»
называют это… Нет! А теперь он пошел на жертвы до самоотвержения, бросает свои дела, соглашается… венчаться! За что же этот нож, лаконическая записка, вместо
дружеского письма, посредник — вместо самой себя?
— Да, если это
дружеский совет равного лица, а не приказание, как вы
называете, авторитета.
— «Оный дворянин, Иван, Никифоров сын, Довгочхун, когда я пришел к нему с
дружескими предложениями,
назвал меня публично обидным и поносным для чести моей именем, а именно: гусаком,тогда как известно всему Миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен.
— Имя мое, — говорил он, — не поздно будет
назвать тогда, когда я умру и когда кто-нибудь захочет сделать духу моему
дружескую услугу, сняв с меня тягостнейшие для меня обвинения в том, в чем меня обвиняли и в чем я не повинен ни перед друзьями моими, ни перед врагами, которых прощаю от всего моего сердца.