Неточные совпадения
— Не могу же я
сказать: он пошел туда, где
мужики бунтуют! Да и этого не знаю я, где там бунтуют.
— Сомок — пуда на два, — уныло
сказал мужик ему вслед.
Прислуга Алины
сказала Климу, что барышня нездорова, а Лидия ушла гулять; Самгин спустился к реке, взглянул вверх по течению, вниз — Лидию не видно. Макаров играл что-то очень бурное. Клим пошел домой и снова наткнулся на
мужика, тот стоял на тропе и, держась за лапу сосны, ковырял песок деревянной ногой, пытаясь вычертить круг. Задумчиво взглянув в лицо Клима, он уступил ему дорогу и
сказал тихонько, почти в ухо...
— Чуть потише говорите, господин, —
сказал мужик строгим шепотом. — Он — зверь хитрая, он — слышит!
Эти слова
мужик произнес шепотом. Затем, посмотрев на реку из-под ладони, он
сказал, тоже очень тихо...
Он
сказал это так убедительно, с таким вдохновенным лицом, что все бесшумно подвинулись к берегу и, казалось, даже розовато-золотая вода приостановила медленное свое течение. Глубоко пронзая песок деревяшкой,
мужик заковылял к мельнице. Алина, вздрогнув, испуганно прошептала...
— Меня? Чем же? — удивленно и с жаром воскликнул Лютов. — Напротив, Лидочка, я ему трешницу прибавил и спасибо
сказал. Он — умный.
Мужик у нас изумительная умница! Он — учит! Он!
— Вчера, на ярмарке, Лютов читал
мужикам стихи Некрасова, он удивительно читает, не так красиво, как Алина, но — замечательно! Слушали его очень серьезно, но потом лысенький старичок спросил: «А плясать — умеешь? Я, говорит, думал, что вы комедианты из театров». Макаров
сказал: «Нет, мы просто — люди». — «Как же это так — просто? Просто людей — не бывает».
Урядник надел фуражку, поправил медали на груди и ударил
мужика по лысому затылку.
Мужик отскочил, побежал, остановясь, погладил голову свою и горестно
сказал, глядя на крыльцо школы...
Двигался он тяжело, как
мужик за сохою, и вообще в его фигуре, жестах, словах было много мужицкого. Вспомнив толстовца, нарядившегося
мужиком, Самгин
сказал Макарову...
— Народ у нас смиренный, он сам бунтовать не любит, — внушительно
сказал Козлов. — Это разные господа, вроде инородца Щапова или казачьего потомка Данилы Мордовцева, облыжно приписывают русскому
мужику пристрастие к «политическим движениям» и враждебность к государыне Москве. Это — сущая неправда, — наш народ казаки вовлекали в бунты. Казак Москву не терпит. Мазепа двадцать лет служил Петру Великому, а все-таки изменил.
Эти люди, бегавшие по раскаленным улицам, как тараканы, восхищали Варвару, она их находила красивыми, добрыми, а Самгин
сказал, что он предпочел бы видеть на границе государства не грузин, армян и вообще каких-то незнакомцев с физиономиями разбойников, а — русских
мужиков.
— Конечно,
мужик у нас поставлен неправильно, — раздумчиво, но уверенно говорил Митрофанов. — Каждому человеку хочется быть хозяином, а не квартирантом. Вот я, например, оклею комнату новыми обоями за свой счет, а вы, как домохозяева,
скажете мне: прошу очистить комнату. Вот какое скучное положение у
мужика, от этого он и ленив к жизни своей. А поставьте его на собственную землю, он вам маком расцветет.
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый. Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им — плевать на законы, — вздохнув,
сказал мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги на ногу, и на жидком лице его появилась угрюмая озабоченность, все оно как-то оплыло вниз, к тряпичной шее.
— Староста арестованный, —
сказал один из
мужиков; печник посмотрел на него, плюнул под ноги себе и
сказал...
— Ну, что ж. Яишну кушать желаете? — спросил печник, подмигнув
мужикам, и почти весело
сказал: — Господа обязательно яишну едят.
Ветер нагнал множество весенних облаков, около солнца они были забавно кудрявы, точно парики вельмож восемнадцатого века. По улице воровато бегали с мешками на плечах
мужики и бабы, сновали дети, точно шашки, выброшенные из ящика. Лысый старик, с козлиной бородой на кадыке, проходя мимо Самгина,
сказал...
— Вчера там, — заговорила она, показав глазами на окно, — хоронили
мужика. Брат его, знахарь, коновал,
сказал… моей подруге: «Вот, гляди, человек сеет, и каждое зерно, прободая землю, дает хлеб и еще солому оставит по себе, а самого человека зароют в землю, сгниет, и — никакого толку».
— Не хочит, —
сказал подросток, с улыбкой оглянувшись на седока. — Характерный. Это — наш
мужик, ухо пришивать едет; вчерась, в грозу, ему тесиной ухо надорвало…
— Поручик гвардейской артиллерии, я — в отставке, — поспешно
сказал Муромский, нестерпимо блестящими глазами окинув гостя. — Но, в конце концов, воюет народ,
мужик. Надо идти с ним. В безумие? Да, и в безумие.
— Нет, —
сказал Самгин. Рассказ он читал, но не одобрил и потому не хотел говорить о нем. Меньше всего Иноков был похож на писателя; в широком и как будто чужом пальто, в белой фуражке, с бородою, которая неузнаваемо изменила грубое его лицо, он был похож на разбогатевшего
мужика. Говорил он шумно, оживленно и, кажется, был нетрезв.
— Огненной метлой подмели
мужики уезд… — он
сказал это так звучно и уверенно, как будто вполне твердо знал, что все эти люди ждут от него именно повести о
мужиках.
— Брюхом навалится
мужик, как Митька — у Алексея Толстого, —
сказал ветеринар, широко улыбаясь и явно обрадованный возможностью поспорить.
Из окна конторы высунулось бледное, чернобородое лицо Захария и исчезло; из-за угла вышли четверо
мужиков, двое не торопясь сняли картузы, третий — высокий, усатый — только прикоснулся пальцем к соломенной шляпе, нахлобученной на лицо, а четвертый — лысый, бородатый — счастливо улыбаясь,
сказал звонко...
Из-за угла дома гуськом, один за другим, вышли
мужики; лысый сел на ступень ниже Самгина, улыбнулся ему и звонко
сказал...
Говорил он со вкусом и ловко, как говорят неплохие актеры, играя в «Плодах просвещения» роль того
мужика, который жалуется: «Куренка,
скажем, выгнать некуда». Когда Самгин отметил это, ему показалось, что и другие
мужики театральны, готовы изображать обиженных и угнетенных.
К его удовольствию, усатый
мужик оправдал это впечатление: прилепив слюною окурок папиросы стоймя к ногтю большого пальца левой руки и рассматривая его, он
сказал...
— Это нам неизвестно, —
сказал мужик с белым носом, а усатый густо выговорил...
Вдохновляясь, поспешно нанизывая слово на слово, размахивая руками, он долго и непонятно объяснял различие между смыслом и причиной, — острые глазки его неуловимо быстро меняли выражение, поблескивая жалобно и сердито, ласково и хитро. Седобородый, наморщив переносье, открывал и закрывал рот, желая что-то
сказать, но ему мешала оса, летая пред его широким лицом. Третий
мужик, отломив от ступени большую гнилушку, внимательно рассматривал ее.
— Как
скажете: покупать землю, выходить на отруба, али — ждать? Ежели — ждать, мироеды все расхватают. Тут — человек ходит, уговаривает: стряхивайте господ с земли, громите их! Я, говорит, анархист. Громить — просто. В Майдане у Черкасовых — усадьбу сожгли, скот перерезали, вообще — чисто! Пришла пехота, человек сорок резервного батальона, троих
мужиков застрелили, четырнадцать выпороли, баб тоже. Толку в этом — нет.
— Вы, на горке, в дому, чай пьете, а за кирпичным заводом, в ямах, собраньице собралось, пришлый человек речи говорит. Раздразнили
мужика и все дразнят. Порядка до-олго не будет, —
сказал Петр с явным удовольствием и продолжал поучительно...
Захарий скрылся.
Мужики, молча выслушав объяснения Самгина, пошептались, потом лысый, вздохнув,
сказал...
— Глядите — идут! —
сказал седобородый
мужик тихонько; солдат взглянул вниз из-под ладони и, тоже тихонько, свистнул, затем пробормотал, нахмурясь...
— Большая редкость в наши дни, когда как раз даже мальчики и девочки в политику вторглись, — тяжко вздохнув,
сказал Бердников и продолжал комически скорбно: — Особенно девочек жалко, они совсем несъедобны стали, как, примерно, мармелад с уксусом. Вот и Попов тоже политикой уязвлен, марксизму привержен, угрожает
мужика социалистом сделать, хоша
мужик, даже когда он совсем нищий, все-таки не пролетар…
— Пожалуйста, не беспокойтесь! Я не намерен умалять чьих-либо заслуг, а собственных еще не имею. Я хочу
сказать только то, что
скажу: в первом поколении интеллигент являет собой нечто весьма неопределенное, текучее, неустойчивое в сравнении с
мужиком, рабочим…
— А знаешь, что
сказал министр Горемыкин Суворину: «Неплохо, что
мужики усадьбы жгут. Надо встряхнуть дворянство, чтоб оно перестало либеральничать».
— Да пошли ты их к чертовой матери, — мрачно зарычал Денисов. — Пускай на постоялый идут. Завтра,
скажи, завтра поговорим! Вы, Клим Иванович, предоставьте нам все это. Мы Ногайцеву
скажем… напишем. Пустяковое дело. Вы — не беспокойтесь.
Мужика мы насквозь знаем!
— Замечательная. Он — земский начальник в Боровичах. Он так страшно описал своих
мужиков, что профессор Пыльников — он тоже из Боровичей —
сказал: «Все это — верно, но Родионов уже хочет восстановить крепостное право».
Скажите: крепостное право нельзя уже возобновить?
— Не понимаю, что вас беспокоит, —
сказал старичок, пожав плечами. — Это писал очень хозяйственный
мужик.
— Нет, вы подумайте: XIX век мы начали Карамзиным, Пушкиным, Сперанским, а в XX у нас — Гапон, Азеф, Распутин… Выродок из евреев разрушил сильнейшую и, так
сказать, национальную политическую партию страны, выродок из
мужиков, дурак деревенских сказок, разрушает трон…
— А меня, батенька, привезли на грузовике, да-да! Арестовали, черт возьми! Я говорю: «Послушайте, это… это нарушение закона, я, депутат, неприкосновенен». Какой-то студентик, мозгляк, засмеялся: «А вот мы, говорит, прикасаемся!» Не без юмора
сказал, а? С ним — матрос, эдакая, знаете, морда: «Неприкосновенный? — кричит. — А наши депутаты, которых в каторгу закатали, — прикосновенны?» Ну, что ему ответишь? Он же —
мужик, он ничего не понимает…