Неточные совпадения
Самгин видел незнакомого; только глаза Дмитрия напоминали юношу, каким он был за четыре года до этой встречи, глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык называть бабьей. Круглое и мягкое лицо Дмитрия обросло светлой бородкой; длинные волосы завивались на концах. Он весело и быстро
рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и
Марина перевезла его.
Помолчав минуту, она снова спросила: что Клим думает о
Марине? И снова, не ожидая ответа,
рассказала...
— Да! — знаешь, кого я встретила?
Марину. Она тоже вдова, давно уже. Ах, Клим, какая она! Огромная, красивая и… торгует церковной утварью! Впрочем — это мелочь. Она — удивительна! Торговля — это ширма. Я не могу
рассказать тебе о ней всего, — наш поезд идет в двенадцать тридцать две.
Явилась
Марина, побрякивая ключами; он тотчас же
рассказал ей, зачем пришел, а она, внимательно выслушав его, лениво сказала...
Это было давно знакомо ему и могло бы многое напомнить, но он отмахнулся от воспоминаний и молчал, ожидая, когда
Марина обнаружит конечный смысл своих речей. Ровный, сочный ее голос вызывал у него состояние, подобное легкой дремоте, которая предвещает крепкий сон, приятное сновидение, но изредка он все-таки ощущал толчки недоверия. И странно было, что она как будто спешит
рассказать себя.
— Об ужасах всегда хорошо
рассказывают, — лениво проговорила
Марина, обняв ее за плечи, ведя к двери.
— Вот как ты сердито, — сказала
Марина веселым голосом. — Такие ли метаморфозы бывают, милый друг! Вот Лев Тихомиров усердно способствовал убийству папаши, а потом покаялся сынку, что — это по ошибке молодости сделано, и сынок золотую чернильницу подарил ему. Это мне Лидия
рассказала.
— Нет, — ответил Самгин и начал
рассказывать о Макарове.
Марина, хлебнув мадеры, долго полоскала ею рот, затем, выплюнув вино в полоскательную чашку, извинилась...
Это убедило Самгина, что купчиха действительно не понимает юридического смысла поступка, который он сделал по ее желанию. Объяснить ей этот смысл он не успел, —
Марина, сидя в позе усталости, закинув руки за шею, тоже начала
рассказывать новости...
«Это — люди для комедии, — подумал Самгин. —
Марина будет смеяться, когда я
расскажу о них».
На другой день, вечером, он сердито
рассказывал Марине...
Марина, прихлебывая чай, спокойно
рассказывала...
Теперь она говорила вопросительно, явно вызывая на возражения. Он, покуривая, откликался осторожно, междометиями и вопросами; ему казалось, что на этот раз
Марина решила исповедовать его, выспросить, выпытать до конца, но он знал, что конец — точка, в которой все мысли связаны крепким узлом убеждения. Именно эту точку она, кажется, ищет в нем. Но чувство недоверия к ней давно уже погасило его желание откровенно говорить с нею о себе, да и попытки его
рассказать себя он признал неудачными.
Через день, сидя у
Марины, он
рассказывал ей о Мише. Он застал ее озабоченной чем-то, но, когда сказал, что юноша готовится к экзамену зрелости, она удивленно и протяжно воскликнула...
— Приятное путешествие наше сломано, я очень грустно опечален этим. Вы едете домой, да? Вы
расскажете все это
Марина Петровна, пусть она будет смеяться. Это все-таки смешно!
«
Рассказать Марине об этом… о вчерашнем?»
«Я мог бы
рассказать ему о
Марине, — подумал Самгин, не слушая Дронова. — А ведь возможно, что
Марина тоже оказалась бы большевичкой. Как много людей, которые не вросли в жизнь, не имеют в ней строго определенного места».