Неточные совпадения
Слушая спокойный, задумчивый голос наставника, разглядывая его, Клим догадывался: какова та
женщина, которая могла бы полюбить Томилина? Вероятно, некрасивая, незначительная, как Таня Куликова или сестра жены Катина, потерявшая надежды на
любовь. Но эти размышления не мешали Климу ловить медные парадоксы и афоризмы.
Макаров ходил пешком по деревням, монастырям, рассказывал об этом, как о путешествии по чужой стране, но о чем бы он ни рассказывал, Клим слышал, что он думает и говорит о
женщинах, о
любви.
Культура — это, дорогая моя,
любовь к труду, но такая же неукротимо жадная, как
любовь к
женщине…
Разумеется, кое-что необходимо выдумывать, чтоб подсолить жизнь, когда она слишком пресна, подсластить, когда горька. Но — следует найти точную меру. И есть чувства, раздувать которые — опасно. Такова, конечно,
любовь к
женщине, раздутая до неудачных выстрелов из плохого револьвера. Известно, что
любовь — инстинкт, так же как голод, но — кто же убивает себя от голода или жажды или потому, что у него нет брюк?
— Подумай: половина
женщин и мужчин земного шара в эти минуты любят друг друга, как мы с тобой, сотни тысяч рождаются для
любви, сотни тысяч умирают, отлюбив. Милый, неожиданный…
— Ты подумай, как это ужасно — в двадцать лет заболеть от
женщины. Это — гнусно! Это уж — подлость!
Любовь и — это…
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о
любви, как Макаров о судьбе
женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить
любовь. Клим Самгин все более не любил и боялся людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
—
Женщины, которые из чувства ложного стыда презирают себя за то, что природа, создавая их, грубо наглупила. И есть девушки, которые боятся любить, потому что им кажется:
любовь унижает, низводит их к животным.
Но, победив
женщину, мужчина уже не мог победить в себе воспитанную ею жажду
любви и нежности.
— Я хочу понять: что же такое современная
женщина,
женщина Ибсена, которая уходит от
любви, от семьи? Чувствует ли она необходимость и силу снова завоевать себе былое значение матери человечества, возбудителя культуры? Новой культуры?
— Ведь эта уже одряхлела, изжита, в ней есть даже что-то безумное. Я не могу поверить, чтоб мещанская пошлость нашей жизни окончательно изуродовала
женщину, хотя из нее сделали вешалку для дорогих платьев, безделушек, стихов. Но я вижу таких
женщин, которые не хотят — пойми! — не хотят
любви или же разбрасывают ее, как ненужное.
— Удивительно неряшливый и уродливый человек. Но, когда о
любви говорят такие… неудачные люди, я очень верю в их искренность и… в глубину их чувства. Лучшее, что я слышала о
любви и
женщине, говорил один горбатый.
— Я не одобряю ее отношение к нему. Она не различает
любовь от жалости, и ее ждет ужасная ошибка. Диомидов удивляет, его жалко, но — разве можно любить такого?
Женщины любят сильных и смелых, этих они любят искренно и долго. Любят, конечно, и людей со странностями. Какой-то ученый немец сказал: «Чтобы быть замеченным, нужно впадать в странности».
— Зачем говорю? — переспросила она после паузы. — В одной оперетке поют: «
Любовь? Что такое —
любовь?» Я думаю об этом с тринадцати лет, с того дня, когда впервые почувствовала себя
женщиной. Это было очень оскорбительно. Я не умею думать ни о чем, кроме этого.
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала
любовь отца, как равнодушно и отец и мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских
женщинах» Некрасова. Возникали в памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова...
Он не сомневался, что в будущем, конечно, встретит необыкновенную
женщину и с нею испытает
любовь, о которой мечтал до романа с Лидией.
— Выдуманная утопистами, примиряющими непримиримое,
любовь к человеку, так же, как измышленная стыдливыми романтиками фантастическая
любовь к
женщине, одинаково смешны там, где…
Его волновал вопрос: почему он не может испытать ощущений Варвары? Почему не может перенести в себя радость
женщины, — радость, которой он же насытил ее? Гордясь тем, что вызвал такую
любовь, Самгин находил, что ночами он получает за это меньше, чем заслужил. Однажды он сказал Варваре...
—
Любовь была бы совершенней, богаче, если б мужчина чувствовал одновременно и за себя и за
женщину, если б то, что он дает
женщине, отражалось в нем.
Люди эти любят вкусно поесть, хорошо выпить, в их среде нет такого множества нервно издерганных, как в столицах, им совершенно чужда и смешна путаная, надуманная игра в
любовь к
женщине.
— Ну, — черт его знает, может быть, и сатира! — согласился Безбедов, но тотчас же сказал: — У Потапенко есть роман «
Любовь», там
женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям.
Женщина, по-моему, — знает лучше мужчины вкус жизни. Правду жизни, что ли…
Но это его настроение держалось недолго. Елена оказалась
женщиной во всех отношениях более интересной, чем он предполагал. Искусная в технике
любви, она легко возбуждала его чувственность, заставляя его переживать сладчайшие судороги не испытанной им силы, а он был в том возрасте, когда мужчина уже нуждается в подстрекательстве со стороны партнерши и благодарен
женщине за ее инициативу.
Неточные совпадения
Любовное свидание мужчины с
женщиной именовалось «ездою на остров
любви»; грубая терминология анатомии заменилась более утонченною; появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п — человек, избегающий общества, нелюдим.] «милая отшельница» и т. п.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая
женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Но теперь Долли была поражена тою временною красотой, которая только в минуты
любви бывает на
женщинах и которую она застала теперь на лице Анны.
Они не знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о том, что я живая
женщина, которой нужна
любовь.
Она вспоминала не одну себя, но всех
женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о них в то единственное торжественное для них время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с
любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.