Неточные совпадения
Лицо его
напоминало икону святого.
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии ученика, он говорил так много, долго и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить книгу и этим
напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить,
лицо его каменело, глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена доктора...
В стекле он видел отражение своего
лица, и, хотя черты расплылись, оно все-таки
напоминало сухое и важное
лицо матери.
Самгин видел незнакомого; только глаза Дмитрия
напоминали юношу, каким он был за четыре года до этой встречи, глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык называть бабьей. Круглое и мягкое
лицо Дмитрия обросло светлой бородкой; длинные волосы завивались на концах. Он весело и быстро рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и Марина перевезла его.
Над столом мелькали обезьяньи лапки старушки, безошибочно и ловко передвигая посуду, наливая чай, не умолкая шелестели ее картавые словечки, — их никто не слушал. Одетая в сукно мышиного цвета, она тем более
напоминала обезьяну. По морщинам темненького
лица быстро скользили легкие улыбочки. Клим нашел улыбочки хитрыми, а старуху неестественной. Ее говорок тонул в грубоватом и глупом голосе Дмитрия...
Она уже не шептала, голос ее звучал довольно громко и был насыщен гневным пафосом.
Лицо ее жестоко исказилось,
напомнив Климу колдунью с картинки из сказок Андерсена. Сухой блеск глаз горячо щекотал его
лицо, ему показалось, что в ее взгляде горит чувство злое и мстительное. Он опустил голову, ожидая, что это странное существо в следующую минуту закричит отчаянным криком безумной докторши Сомовой...
Из окна своей комнаты Клим видел за крышами угрожающе поднятые в небо пальцы фабричных труб; они
напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова,
напоминали остролицего рабочего, который по праздникам таинственно, с черной лестницы, приходил к брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню, с
лицом татарки, изредка посещавшую брата.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые
лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц,
напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Большой колокол
напомнил Климу Голову богатыря из «Руслана», а сутулый попик, в светлой пасхальной рясе, седовласый, с бронзовым
лицом, был похож на волшебника Финна.
— Я сказал: не надо, — тихо
напомнил Туробоев, взглянув в его
лицо, измятое обильными морщинами.
Ездили на рослых лошадях необыкновенно большие всадники в шлемах и латах; однообразно круглые
лица их казались каменными; тела, от головы до ног,
напоминали о самоварах, а ноги были лишние для всадников.
Тонкие руки с кистями темных пальцев двигались округло, легко, расписанное
лицо ласково морщилось, шевелились белые усы, и за стеклами очков серенькие зрачки
напоминали о жемчуге риз на иконах.
Татарин был длинный, с узким
лицом, реденькой бородкой и
напоминал Ли Хунг-чанга, который гораздо меньше похож на человека, чем русский царь.
Вошла Лидия, одетая в необыкновенный халатик оранжевого цвета, подпоясанный зеленым кушаком. Волосы у нее были влажные, но от этого шапка их не стала меньше. Смуглое
лицо ярко разгорелось, в зубах дымилась папироса, она рядом с Алиной
напоминала слишком яркую картинку не очень искусного художника. Морщась от дыма, она взяла чашку чая, вылила чай в полоскательницу и сказала...
Самгин нашел, что и
лицом и фигурой она
напоминает мать, когда той было лет тридцать.
Место Анфимьевны на кухне занял красноносый, сухонький старичок повар, странно легкий, точно пустой внутри. Он говорил неестественно гулким голосом,
лицо его, украшенное редкими усиками,
напоминало мордочку кота. Он явился пред Варварой и Климом пьяный и сказал...
Многократно и навязчиво повторялись сухое, длинное
лицо Дьякона и круглое, невыразительное Митрофанова. Похожих на Дьякона было меньше, и только один человек
напомнил Климу Дунаева.
— Да, правительство у нас бездарное, царь — бессилен, — пробормотал он, осматривая рассеянно десятки сытых
лиц; красноватые
лица эти в дымном тумане
напоминали арбузы, разрезанные пополам. От шума, запахов и водки немножко кружилась голова.
Самгин пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где работал Кумов, — комната была рядом с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил дверь. Кумов стоял спиной к двери, опустив руки вдоль тела, склонив голову к плечу и
напоминая фигуру повешенного. На скрип двери он обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое
лицо его.
— пропел он подпрыгивая и прямо в
лицо Самгина,
напомнив ему чьи-то слова: «Шут необходим толпе более, чем герой».
За стеклами плавали еще более мутные пятна, несколько
напоминая человеческие
лица.
— В Риге тоже много перестреляли, —
напомнил Дунаев. Кутузов посмотрел в
лицо его, погладил бороду и негромко выговорил...
Сухо рассказывая ей, Самгин видел, что теперь, когда на ней простенькое темное платье, а ее
лицо, обрызганное веснушками, не накрашено и рыжие волосы заплетены в косу, — она кажется моложе и милее, хотя очень
напоминает горничную. Она убежала, не дослушав его, унося с собою чашку чая и бутылку вина. Самгин подошел к окну; еще можно было различить, что в небе громоздятся синеватые облака, но на улице было уже темно.
Всем существом своим он изображал радость, широко улыбался, показывая чиненные золотом зубы, быстро катал шарики глаз своих по
лицу и фигуре Самгина, сучил ногами, точно муха, и потирал руки так крепко, что скрипела кожа. Стертое
лицо его
напоминало Климу людей сновидения, у которых вместо
лица — ладони.
— Встречались, —
напомнил Самгин. Литератор взглянул в
лицо его, потом — на ноги и согласился...
Пришла Марина и с нею — невысокий, но сутуловатый человек в белом костюме с широкой черной лентой на левом рукаве, с тросточкой под мышкой, в сероватых перчатках, в панаме, сдвинутой на затылок.
Лицо — смуглое, мелкие черты его — приятны; горбатый нос, светлая, остренькая бородка и закрученные усики
напомнили Самгину одного из «трех мушкетеров».
— Боюсь, — сказал Безбедов, отступив на шаг, и, спрятав руки за спину, внимательно, сердито уставился в
лицо Самгина белыми глазами,
напомнив Москву, зеленый домик, Любашу, сцену нападения хулиганов. — Смешно? — спросил Безбедов.
Самгин давно не беседовал с ним, и антипатия к этому человеку несколько растворилась в равнодушии к нему. В этот вечер Безбедов казался смешным и жалким, было в нем даже что-то детское. Толстый, в синей блузе с незастегнутым воротом, с обнаженной белой пухлой шеей, с безбородым
лицом, он очень
напоминал «Недоросля» в изображении бесталанного актера. В его унылой воркотне слышалось нечто капризное.
— Ты хочешь
напомнить: «Что у трезвого — на уме, у пьяного — на языке»? Нет, Валентин — фантазер, но это для него слишком тонко. Это — твоя догадка, Клим Иванович. И — по
лицу вижу — твоя!
Самгин слушал и, следя за
лицом рассказчика, не верил ему. Рассказ
напоминал что-то читанное, одну из историй, которые сочинялись мелкими писателями семидесятых годов. Почему-то было приятно узнать, что этот модно одетый человек — сын содержателя дома терпимости и что его секли.
«Наверное — очень легко доступна, — решил он, присматриваясь к ее задумчиво нахмуренному
лицу. — С распущенными волосами и
лицо и вся она — красивее.
Напоминает какую-то картину. Портрет одалиски, рабыни… Что-то в этом роде».
Это стало его привычкой —
напоминать себе
лицо свое в те минуты, когда являлись важные, решающие мысли.
Он недавно начал курить, и это очень не шло к нему, — коротенький, круглый, он, с папиросой в зубах,
напоминал о самоваре. И в эту минуту, неловко закуривая, сморщив
лицо, он продолжал...
— Приятно было слышать, что и вы отказались от иллюзий пятого года, — говорил он, щупая
лицо Самгина пристальным взглядом наглых, но уже мутноватых глаз. — Трезвеем. Спасибо немцам — бьют. Учат. О классовой революции мечтали, а про врага-соседа и забыли, а он вот
напомнил.
Он сильно изменился в сравнении с тем, каким Самгин встретил его здесь в Петрограде:
лицо у него как бы обтаяло, высохло, покрылось серой паутиной мелких морщин. Можно было думать, что у него повреждена шея, — голову он держал наклоня и повернув к левому плечу, точно прислушивался к чему-то, как встревоженная птица. Но острый блеск глаз и задорный, резкий голос
напомнил Самгину Тагильского товарищем прокурора, которому поручено какое-то особенное расследование темного дела по убийству Марины Зотовой.
Литератор откинулся пред ним на спинку стула, его красивое
лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса
напомнила ему: «Ты бросил курить!», тогда он, швырнув папиросу на мокрый медный поднос, взял другую и закурил, исподлобья и сквозь дым глядя на оратора.
Слепо наткнулся на кресло, сел и, хлопая ладонями по коленям своим, вопросительно и неприятно остановил глаза на
лице Самгина, — этим он заставил Клима Ивановича
напомнить ему...