Неточные совпадения
Он понял, что это нужно ей, и ему хотелось еще послушать Корвина.
На улице было неприятно; со дворов, из переулков вырывался
ветер, гнал поперек мостовой осенний лист, листья прижимались к заборам, убегали в подворотни, а некоторые, подпрыгивая, вползали невысоко по заборам, точно испуганные мыши, падали,
кружились, бросались под ноги. В этом было что-то напоминавшее Самгину о каменщиках и плотниках, падавших со стены.
День был мягкий, почти мартовский, но нерешительный, по Красной площади
кружился сыроватый
ветер, угрожая снежной вьюгой, быстро и низко летели
на Кремль из-за Москвы-реки облака, гудел колокольный звон.
С этого момента Самгину стало казаться, что у всех запасных открытые рты и лица людей, которые задыхаются. От
ветра, пыли, бабьего воя, пьяных песен и непрерывной, бессмысленной ругани
кружилась голова. Он вошел
на паперть церкви;
на ступенях торчали какие-то однообразно-спокойные люди и среди них старичок с медалью
на шее, тот, который сидел в купе вместе с Климом.
Ветер сдувал снег с крыш, падал
на дорогу,
кружился, вздымая прозрачные белые вихри, под ногами людей и лошадей, и снова взлетал
на крыши.
Неточные совпадения
С утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом солнца поднялся
ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке
кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали в одну сторону и так же неожиданно пропадали. Могучие кедры глядели сурово и, раскачиваясь из стороны в сторону, гулко шумели, словно роптали
на непогоду.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется
на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет
на дне долин, а свежий
ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро
кружатся над ней…
Кругом нас творилось что-то невероятное.
Ветер бушевал неистово, ломал сучья деревьев и переносил их по воздуху, словно легкие пушинки. Огромные старые кедры раскачивались из стороны в сторону, как тонкоствольный молодняк. Теперь уже ни гор, ни неба, ни земли — ничего не было видно. Все
кружилось в снежном вихре. Порой сквозь снежную завесу чуть-чуть виднелись силуэты ближайших деревьев, но только
на мгновение. Новый порыв
ветра — и туманная картина пропадала.
Пришли
на кладбище и долго
кружились там по узким дорожкам среди могил, пока не вышли
на открытое пространство, усеянное низенькими белыми крестами. Столпились около могилы и замолчали. Суровое молчание живых среди могил обещало что-то страшное, от чего сердце матери вздрогнуло и замерло в ожидании. Между крестов свистел и выл
ветер,
на крышке гроба печально трепетали измятые цветы…
Но как объяснить всего себя, всю свою болезнь, записанную
на этих страницах. И я потухаю, покорно иду… Лист, сорванный с дерева неожиданным ударом
ветра, покорно падает вниз, но по пути
кружится, цепляется за каждую знакомую ветку, развилку, сучок: так я цеплялся за каждую из безмолвных шаров-голов, за прозрачный лед стен, за воткнутую в облако голубую иглу аккумуляторной башни.