Неточные совпадения
А через несколько дней, ночью, встав с постели, чтоб закрыть
окно, Клим увидал, что учитель и мать идут по дорожке сада; мама отмахивается от комаров концом голубого шарфа, учитель, встряхивая медными волосами, курит. Свет луны был так маслянисто густ, что даже дым папиросы окрашивался
в золотистый тон. Клим хотел
крикнуть...
Из флигеля выходили, один за другим, темные люди с узлами, чемоданами
в руках, писатель вел под руку дядю Якова. Клим хотел выбежать на двор, проститься, но остался у
окна, вспомнив, что дядя давно уже не замечает его среди людей. Писатель подсадил дядю
в экипаж черного извозчика, дядя
крикнул...
С этим он и уснул, а утром его разбудил свист ветра, сухо шумели сосны за
окном, тревожно шелестели березы; на синеватом полотнище реки узорно курчавились маленькие волнишки. Из-за реки плыла густо-синяя туча, ветер обрывал ее край, пышные клочья быстро неслись над рекою, поглаживая ее дымными тенями.
В купальне
кричала Алина. Когда Самгин вымылся, оделся и сел к столу завтракать — вдруг хлынул ливень, а через минуту вошел Макаров, стряхивая с волос капли дождя.
Туробоев присел ко крыльцу церковно-приходской школы, только что выстроенной, еще без рам
в окнах. На ступенях крыльца копошилась,
кричала и плакала куча детей, двух — и трехлеток, управляла этой живой кучей грязненьких, золотушных тел сероглазая, горбатенькая девочка-подросток, управляла, негромко покрикивая, действуя руками и ногами. На верхней ступени, широко расставив синие ноги
в огромных узлах вен, дышала со свистом слепая старуха, с багровым, раздутым лицом.
Но на другой день, с утра, он снова помогал ей устраивать квартиру. Ходил со Спиваками обедать
в ресторан городского сада, вечером пил с ними чай, затем к мужу пришел усатый поляк с виолончелью и гордо выпученными глазами сазана, неутомимая Спивак предложила Климу показать ей город, но когда он пошел переодеваться,
крикнула ему
в окно...
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их крыши; во дворах,
в садах
кричали и смеялись дети, кое-где
в окнах мелькали девичьи лица,
в одном доме работал настройщик рояля, с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном воздухе серенького дня медь колоколов звучала негромко и томно.
Брякали ножи, вилки, тарелки; над спинкой дивана возвышался жирный,
в редких волосах затылок врага Варавки, подрядчика строительных работ Меркулова, затылок напоминал мясо плохо ощипанной курицы. Напротив подрядчика сидел епархиальный архитектор Дианин, большой и бородатый, как тот арестант
в кандалах, который, увидав Клима
в окне,
крикнул товарищу своему...
— А некий студент Познер, Позерн, — инородец, как слышите, — из
окна вагона
кричит простодушно: «Да здравствует революция!» Его —
в солдаты, а он вот извольте! Как же гениальная власть наша должна перевести возглас этот на язык, понятный ей? Идиотская власть я, — должна она сказать сама себе и…
Новости следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с каждым днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев
кричал свои новости
в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
— Кум! —
закричал он
в полуоткрытое
окно маленького домика. — Дай-кось дроби…
Немного выше своих глаз Самгин видел черноусое, толстощекое лицо, сильно изрытое оспой, и на нем уродливо маленькие черные глазки, круглые и блестящие, как пуговицы. Видел, как Любаша,
крикнув, подскочила и ударила кулаком
в стекло
окна, разбив его.
Через час, сидя
в теплой, ласковой воде, он вспоминал:
кричала Любаша или нет? Но вспомнил только, что она разбила стекло
в окне зеленого дома. Вероятно, люди из этого дома и помогли ей.
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз,
кричали люди; невидимый
в темноте сосед Клима сорвал занавеску с
окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав лоб свой к стеклу, говорил вызывающим тоном...
Обыватели уже вставили
в окна зимние рамы, и, как всегда, это делало тишину
в городе плотнее, безответней. Самгин свернул
в коротенький переулок, соединявший две улицы, —
в лицо ему брызнул дождь, мелкий, точно пыль, заставив остановиться, надвинуть шляпу, поднять воротник пальто. Тотчас же за углом пронзительно
крикнули...
Время тянулось необычно медленно, хотя движение
в вагоне становилось шумнее, быстрее. За
окном кто-то пробежал, скрипя щебнем, громко
крикнув...
Где-то внизу все еще топали,
кричали,
в комнате было душно, за
окном, на синем, горели и таяли красные облака.
Сквозь занавесь
окна светило солнце,
в комнате свежо, за
окном, должно быть, сверкает первый зимний день, ночью, должно быть, выпал снег. Вставать не хотелось.
В соседней комнате мягко топала Агафья. Клим Иванович Самгин
крикнул...
В окнах домов и на балконах женщины, дети, они тоже
кричат, размахивают руками, но, пожалуй, больше фотографируют.
Он очень долго рассказывал о командире, о его жене, полковом адъютанте; приближался вечер,
в открытое
окно влетали, вместе с мухами, какие-то неопределенные звуки, где-то далеко оркестр играл «Кармен», а за грудой бочек на соседнем дворе сердитый человек учил солдат петь и яростно
кричал...