Неточные совпадения
Только на Варшавском вокзале, когда новенький локомотив, фыркнув паром, повернул
красные, ведущие колеса, а
вагон вздрогнул, покатился и подкрашенное лицо матери уродливо расплылось, стерлось, — Самгин, уже надевший шапку, быстро сорвал ее с головы, и где-то внутри его тихо и вопросительно прозвучало печальное слово...
Локомотив снова свистнул, дернул
вагон, потащил его дальше, сквозь снег, но грохот поезда стал как будто слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не
краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Самгина толкала, наваливаясь на его плечо, большая толстая женщина в рыжей кожаной куртке с
красным крестом на груди, в рыжем берете на голове; держа на коленях обеими руками маленький чемодан, перекатывая голову по спинке дивана, посвистывая носом, она спала, ее грузное тело рыхло колебалось, прыжки
вагона будили ее, и, просыпаясь, она жалобно вполголоса бормотала...
Резко свистнул локомотив и тотчас же как будто наткнулся на что-то, загрохотали
вагоны, что-то лопнуло, как выстрел, заскрежетал тормоз, кожаная женщина с
красным крестом вскочила на ноги, ударила Самгина чемоданом по плечу, закричала...
— Уж они знают — как. В карты играете? Нет. Это — хорошо. А то вчера какой-то болван три
вагона досок проиграл: привез в подарок «
Красному Кресту», для гробов, и — проиграл…
Неточные совпадения
Мужик этот с длинною талией принялся грызть что-то в стене, старушка стала протягивать ноги во всю длину
вагона и наполнила его черным облаком; потом что-то страшно заскрипело и застучало, как будто раздирали кого-то; потом
красный огонь ослепил глаза, и потом всё закрылось стеной.
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула
красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под
вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.
— Да, да; да, да, — качал головою князь, начиная
краснеть, — да, это почти что ведь так; и знаете, я действительно почти всю ночь накануне не спал, в
вагоне, и всю запрошлую ночь, и очень был расстроен…
Проходило восемь минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной грустью следил за
красным фонариком, который плавно раскачивался, сзади последнего
вагона, уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой.
Меж явью и сном встало воспоминание о тех минутах в
вагоне, когда я начал уже плохо сознавать свое положение. Я помню, как закат махал
красным платком в окно, проносящееся среди песчаных степей. Я сидел, полузакрыв глаза, и видел странно меняющиеся профили спутников, выступающие один из-за другого, как на медали. Вдруг разговор стал громким, переходя, казалось мне, в крик; после того губы беседующих стали шевелиться беззвучно, глаза сверкали, но я перестал соображать.
Вагон поплыл вверх и исчез.