Неточные совпадения
— Вы, Самгин, рассуждаете наивно. У вас в голове каша. Невозможно
понять: кто вы? Идеалист? Нет. Скептик? Не похоже. Да и когда бы вам, юноша, нажить скепсис? Вот у Туробоева скептицизм законен; это мироощущение человека, который хорошо чувствует, что его
класс сыграл свою роль и быстро сползает по наклонной плоскости в небытие.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все
классы, все отношения и действия людей. Я —
понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже не только приняла отвратительные формы, но в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
— А вы все еще изучаете длину путей к цели, да? Так поверьте, путь, которым идет рабочий
класс, — всего короче. Труднее, но — короче. Насколько я
понимаю вас, вы — не идеалист и ваш путь — этот, трудный, но прямой!
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по слову одного товарища, — и против дуэлей с министрами. Герои на час приятны в романах, а жизнь требует мужественных работников, которые
понимали бы, что великое дело рабочего
класса — их кровное, историческое дело…
Они
поняли, что культура невозможна вне сотрудничества
классов.
«Газета? Возможно, что Дронов прав — нужна газета. Независимая газета. У нас еще нет демократии, которая
понимала бы свое значение как значение
класса самостоятельного, как средоточие сил науки, искусства, —
класса, независимого от насилия капитала и пролетариата».
— У пролетариата — своя задача. Его передовые люди
понимают, что рабочему
классу буржуазные реформы ничего не могут дать, и его дело не в том, чтоб заменить оголтелое самодержавие — республикой для вящего удобства жизни сытеньких, жирненьких.
Неточные совпадения
— Я не хочу протекционной системы не для выгоды частных лиц, но для общего блага — и для низших и для высших
классов одинаково, — говорил он, поверх pince-nez глядя на Облонского. — Но они не могут
понять этого, они заняты только личными интересами и увлекаются фразами.
— Да, темная… «Чин из четырнадцати овчин — это я
понимаю, так как я сама за чиновником была. Это значит, что он четырнадцатого
класса. А насчет имени и рекомендаций, прямо объявляет, что насчет рекомендаций, говорит, я ими пренебрегаю и у меня их нет, а я гениальные мысли имею и знаю достойных людей, которые всякий мой план готовы привести за триста рублей в исполнение».
Чистые в душе и сердце мальчики, почти еще дети, очень часто любят говорить в
классах между собою и даже вслух про такие вещи, картины и образы, о которых не всегда заговорят даже и солдаты, мало того, солдаты-то многого не знают и не
понимают из того, что уже знакомо в этом роде столь юным еще детям нашего интеллигентного и высшего общества.
— Во-первых, я и сам могу
понимать, без научения, а во-вторых, знайте, вот это же самое, что я вам сейчас толковал про переведенных классиков, говорил вслух всему третьему
классу сам преподаватель Колбасников…
— Чем это тут пахнет, а? Кто знает, как сказать по — немецки «пахнет»? Колубовский! Ты знаешь, как по — немецки «пахнет»? А как по — немецки: «портить воздух»? А как сказать: «ленивый ученик»? А как сказать: «ленивый ученик испортил воздух в
классе»? А как по — немецки «пробка»? А как сказать: «мы заткнем ленивого ученика пробкой»?.. Колубовский, ты
понял? Колубовский, иди сюда, komm her, mein lieber Kolubowski. Hy-y!..