Неточные совпадения
Среди этих домов люди,
лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим,
казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
Сказав адрес, она села в сани; когда озябшая
лошадь резко поскакала, Нехаеву так толкнуло назад, что она едва не перекинулась через спинку саней. Клим тоже взял извозчика и, покачиваясь, задумался об этой девушке, не похожей на всех знакомых ему. На минуту ему
показалось, что в ней как будто есть нечто общее с Лидией, но он немедленно отверг это сходство, найдя его нелестным для себя, и вспомнил ворчливое замечание Варавки-отца...
Ездили на рослых
лошадях необыкновенно большие всадники в шлемах и латах; однообразно круглые лица их
казались каменными; тела, от головы до ног, напоминали о самоварах, а ноги были лишние для всадников.
За ним, в некотором расстоянии, рысью мчалась тройка белых
лошадей. От серебряной сбруи ее летели белые искры.
Лошади топали беззвучно, широкий экипаж катился неслышно; было странно видеть, что
лошади перебирают двенадцатью ногами, потому что
казалось — экипаж царя скользил по воздуху, оторванный от земли могучим криком восторга.
А Прейс — за столом, положив на него руки, вытянув их так, как будто он — кучер и управляет невидимой
лошадью. От зеленого абажура лампы лицо его
казалось тоже зеленоватым.
Там, на востоке, поднимались тяжко синие тучи, отемняя серую полосу дороги, и, когда
лошади пробегали мимо одиноких деревьев,
казалось, что с голых веток сыплется темная пыль.
Лошади подбежали к вокзалу маленькой станции, Косарев, получив на чай, быстро погнал их куда-то во тьму, в мелкий, почти бесшумный дождь, и через десяток минут Самгин раздевался в пустом купе второго класса, посматривая в окно, где сквозь мокрую тьму летели злые огни, освещая на минуту черные кучи деревьев и крыши изб, похожие на крышки огромных гробов. Проплыла стена фабрики, десятки красных окон оскалились, точно зубы, и
показалось, что это от них в шум поезда вторгается лязгающий звук.
Ему
показалось, что в доме было необычно шумно, как во дни уборки пред большими праздниками: хлопали двери, в кухне гремели кастрюли, бегала горничная, звеня посудой сильнее, чем всегда; тяжело, как
лошадь, топала Анфимьевна.
Вход в улицу, где он жил, преграждали толстые полицейские на толстых
лошадях и несколько десятков любопытствующих людей; они
казались мелкими, и Самгин нашел в них нечто однообразное, как в арестантах. Какой-то серенький, бритый сказал...
К вечеру она ухитрилась найти какого-то старичка, который взялся устроить похороны Анфимьевны. Старичок был неестественно живенький, легкий, с розовой, остренькой мордочкой, в рамке седой, аккуратно подстриженной бородки, с мышиными глазками и птичьим носом. Руки его разлетались во все стороны, все трогали, щупали: двери, стены, сани, сбрую старой, унылой
лошади. Старичок
казался загримированным подростком, было в нем нечто отталкивающее, фальшивое.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные
лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой,
казалось, что и глаза смотрят различно.
Лошади бежали быстро, но путь до города
показался Самгину утомительно длинным.
Ослепительно блестело золото ливрей идолоподобно неподвижных кучеров и грумов, их головы в лакированных шляпах
казались металлическими, на лицах застыла суровая важность, как будто они правили не только
лошадьми, а всем этим движением по кругу, над небольшим озером; по спокойной, все еще розоватой в лучах солнца воде, среди отраженных ею облаков плавали лебеди, вопросительно и гордо изогнув шеи, а на берегах шумели ярко одетые дети, бросая птицам хлеб.
Ритмический топот
лошадей был едва слышен в пестром и гулком шуме голосов, в непрерывном смехе, иногда неожиданно и очень странно звучал свист, но все же
казалось, что толпа пешеходов подчиняется глухому ритму ударов копыт о землю.
Лошадьми правил большой синещекий кучер с толстыми черными усами, рядом с ним сидел человек в костюме шотландца, бритый, с голыми икрами, со множеством золотых пуговиц на куртке, пуговицы
казались шляпками гвоздей, вбитых в его толстое тело.
Неточные совпадения
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую
лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему
казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Он слышал, как его
лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые
казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание
лошадей и каркание бекаса.
Когда началась четырехверстная скачка с препятствиями, она нагнулась вперед и, не спуская глаз, смотрела на подходившего к
лошади и садившегося Вронского и в то же время слышала этот отвратительный, неумолкающий голос мужа. Она мучалась страхом зa Вронского, но еще более мучалась неумолкавшим, ей
казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми интонациями.
—
Лошади — одно слово. И пища хороша. А так мне скучно что-то
показалось, Дарья Александровна, не знаю как вам, — сказал он, обернув к ней свое красивое и доброе лицо.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету пару сильных
лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это
казалось ему натурально.