Неточные совпадения
— Он нам замечательно рассказывал, прямо — лекции читал о том, сколько сорных трав зря сосет землю, сколько дешевого дерева, ольхи, ветлы, осины, растет бесполезно для нас. Это, говорит, все паразиты, и надобно их
истребить с корнем. Дескать, там, где растет репей, конский щавель, крапива, там подсолнухи и всякая овощь может расти, а на месте дерева, которое даже для топлива — плохо, надо сажать поделочное, ценное — дуб, липу, клен. Произрастание, говорит, паразитов неразумно допускать, неэкономично.
Если в Москве губернатор Дубасов приказывает «
истреблять бунтовщиков силою оружия, потому что судить тысячи людей невозможно», если в Петербурге Трепов командует «холостых залпов не давать, патронов не жалеть» — это значит, что правительство объявило войну народу.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль,
истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых стен из кирпича, внутри стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
— Пестрая мы нация, Клим Иванович, чудаковатая нация, — продолжал Дронов, помолчав, потише, задумчивее, сняв шапку с колена, положил ее на стол и, задев лампу, едва не опрокинул ее. — Удивительные люди водятся у нас, и много их, и всем некуда себя сунуть. В революцию? Вот прошумела она, усмехнулась, да — и нет ее. Ты скажешь — будет! Не спорю. По всем видимостям — будет. Но мужичок очень напугал. Организаторов революции частью
истребили, частью — припрятали в каторгу, а многие — сами спрятались.
— Меч его. Меч, мяч. Мячом — мечем. Мечом — сечем. Слова уничтожают мысли. Это — Тютчев сказал. Надо уничтожить мысли,
истребить… Очиститься в безмыслии…
«Это не самая плохая из историй борьбы королей с дворянством. Король и дворянство, — повторил он, ища какой-то аналогии. — Завоевал трон,
истребив лучших дворян. Тридцать лет царствовал. Держал в своих руках судьбу Пушкина».
«Власть человека, власть единицы — это дано навсегда. В конце концов, миром все-таки двигают единицы. Массы пошли
истреблять одна другую в интересах именно единиц. Таков мир. “Так было — так будет”».
— Чего это годить? Ты — слушай: господь что наказывал евреям?
Истребляй врага до седьмого колена, вот что. Стало быть — всех, поголовно
истреби.
Истребляли. Народов, про которые библия сказывает, — нет на земле…
— Романовых — много, всех
истребить не успеют, который-нибудь испугается и предложит Гучковым — Милюковым: сажайте меня на престол, я буду слушаться ваших указаний.
Утром, сварив кофе,
истребили остатки пищи и вышли на улицу. Было холодно, суетился ветер, разбрасывая мелкий, сухой снег, суетился порывисто минуту, две, подует и замрет, как будто понимая, что уже опоздал сеять снег.
— Охота — звериное действие, уничтожающее. Лиса — тетеревей и всякую птицу
истребляет, волк — барашков, телят, и приносят нам убыток. Ну, тогда человек, ревнуя о себе, обязан волков
истреблять, — так я понимаю…
«Едва вышед из стен училища, я сразу должен был окунуться в житейскую болотину. К чему послужило нам наше образование? Не похоже ли это на то, как если бы в какой-нибудь для грубого солдатского сукна устроенной фабрике завели розовый питомник. Вот розы поспели, их срезали и свалили в один угол с грубыми суконными свитками; завянут они там, и не
истребить им своим благоуханием запаху сермяги. Я пребываю в отчаянии, в каком и вы, мои друзья и товарищи, вероятно, все теперь находитесь».
Неточные совпадения
Правдин. Я в этом согласен с вами; да как мудрено
истреблять закоренелые предрассудки, в которых низкие души находят свои выгоды!
Прежде нежели начать доказывать, надобно еще заставить себя выслушать, а как это сделать, когда жалобщик самого себя не умеет достаточно убедить, что его не следует
истреблять?
Так умный врач глядит спокойно на появляющиеся временные припадки и сыпи, показывающиеся на теле, не
истребляет их, но всматривается внимательно, дабы узнать достоверно, что именно заключено внутри человека.
Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными
истребить все печальное из памяти.
Мысль любовну
истребляя, // Тщусь прекрасную забыть, // И ах, Машу избегая, // Мышлю вольность получить! // Но глаза, что мя пленили, // Всеминутно предо мной; // Они дух во мне смутили, // Сокрушили мой покой.