Неточные совпадения
Доктора повели спать в мезонин, где жил Томилин. Варавка, держа его под мышки, толкал в
спину головою, а отец
шел впереди с зажженной свечой. Но через минуту он вбежал в столовую, размахивая подсвечником, потеряв свечу, говоря почему-то вполголоса...
Вот он
идет куда-то широко шагая, глядя в землю, спрятав руки, сжатые в кулак, за
спиною, как бы неся на плечах невидимую тяжесть.
За каторжниками враздробь шагали разнообразно одетые темные люди, с узелками под мышкой, с котомками за
спиной;
шел высокий старик в подряснике и скуфье с чайником и котелком у пояса; его посуда брякала в такт кандалам.
Четыре женщины заключали шествие: толстая, с дряблым лицом монахини; молоденькая и стройная, на тонких ногах, и еще две
шли, взяв друг друга под руку, одна — прихрамывала, качалась; за ее
спиной сонно переставлял тяжелые ноги курносый солдат, и синий клинок сабли почти касался ее уха.
Иноков постучал пальцами в окно и, размахивая шляпой,
пошел дальше. Когда ветер стер звук его шагов, Самгин
пошел домой, подгоняемый ветром в
спину,
пошел, сожалея, что не догадался окрикнуть Инокова и отправиться с ним куда-нибудь, где весело.
Возвратясь в Москву, он остановился в меблированных комнатах, где жил раньше,
пошел к Варваре за вещами своими и был встречен самой Варварой. Жестом человека, которого толкнули в
спину, она протянула ему руки, улыбаясь, выкрикивая веселые слова. На минуту и Самгин ощутил, что ему приятна эта девица, смущенная несдержанным взрывом своей радости.
А рабочие
шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки в карманах и за
спиною. Это вызвало в памяти Самгина снимок с чьей-то картины, напечатанный в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян,
идет, согнувшись, вереница людей, нанизанных на цепь, обреченных в жертву страшному богу.
Самгин
пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где работал Кумов, — комната была рядом с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил дверь. Кумов стоял
спиной к двери, опустив руки вдоль тела, склонив голову к плечу и напоминая фигуру повешенного. На скрип двери он обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое лицо его.
А толпа уже так разрослась, распухла, что не могла втиснуться на Полицейский мост и приостановилась, как бы раздумывая: следует ли
идти дальше? Многие побежали берегом Мойки в направлении Певческого моста, люди во главе толпы рвались вперед, но за своей
спиной, в задних рядах, Самгин чувствовал нерешительность, отсутствие одушевленности.
Его толкнули в
спину, и он
пошел быстрее, схватив Самгина за руку.
Пошли в соседнюю комнату, там, на большом, красиво убранном столе, кипел серебряный самовар, у рояля, в углу, стояла Дуняша, перелистывая ноты, на
спине ее висели концы мехового боа, и Самгин снова подумал о ее сходстве с лисой.
Клим Самгин замедлил шаг, оглянулся, желая видеть лицо человека, сказавшего за его
спиною нужное слово; вплоть к нему
шли двое: коренастый, плохо одетый старик с окладистой бородой и угрюмым взглядом воспаленных глаз и человек лет тридцати, небритый, черноусый, с большим носом и веселыми глазами, тоже бедно одетый, в замазанном, черном полушубке, в сибирской папахе.
Самгин движением плеча оттолкнулся от стены и
пошел на Арбат, сжав зубы, дыша через нос, —
шел и слышал, что отяжелевшие ноги его топают излишне гулко.
Спина и грудь обильно вспотели; чувствовал он себя пустой бутылкой, — в горлышко ее дует ветер, и она гудит...
Шел он очень быстро, наклонив голову, держа руки в карманах, и его походка напомнила Самгину, что он уже видел этого человека в коридоре гостиницы, — видел сутулую
спину его и круто стесанный затылок в черных, гладко наклеенных волосах.
Он встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за
спину, держа в другой часы и глядя на циферблат, широкими шагами длинных ног
пошел к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он
идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Да, поезд
шел почти с обычной скоростью, а в коридоре топали шаги многих людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за
спину, быстро открыл дверь купе, спрашивая...
За
спиной его щелкнула ручка двери. Вздрогнув, он взглянул через плечо назад, — в дверь втиснулся толстый человек, отдуваясь, сунул на стол шляпу, расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и, выпятив живот величиной с большой бочонок, легко
пошел на Самгина, размахивая длинной правой рукой, точно собираясь ударить.
—
Идите в кухню, Егерев, пейте чай. А Ловцов повернулся
спиной к солидным людям и сказал...
Печь дышала в
спину Клима Ивановича, окутывая его сухим и вкусным теплом, тепло настраивало дремотно, умиротворяло, примиряя с необходимостью остаться среди этих людей, возбуждало какие-то быстрые, скользкие мысли.
Идти на вокзал по колено в снегу, под толчками ветра — не хотелось, а на вокзале можно бы ночевать у кого-нибудь из служащих.
Круто повернулся
спиною к Самгину и
пошел прочь.
За время, которое он провел в суде, погода изменилась: с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в
спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро
шли встречу друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
Неточные совпадения
—
Пойдем, я кончил, — сказал Вронский и, встав,
пошел к двери. Яшвин встал тоже, растянув свои огромные ноги и длинную
спину.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден, и Тит, вскинув на плечо косу, медленными шагами
пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же
пошел по своему прокосу. Несмотря на то, что пот катил градом по его лицу и капал с носа и вся
спина его была мокра, как вымоченная в воде, — ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе
спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать на вопросы, не мог говорить ни с кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки,
пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы
пошли на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки на
спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя.
—
Идите в комнаты! — сказала ключница, отворотившись и показав ему
спину, запачканную мукою, с большой прорехою пониже.