Неточные совпадения
Потом он шагал
в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем людям
в комнате, точно иконам
в церкви, садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она
в тот угол, где потемнее, и как будто
ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
— Я пойду переоденусь, а ты
подожди меня здесь.
В комнатах — душно.
Самгин обернулся: Варвары
в комнате не было. Он подошел к столу, сел,
подождал, хмурясь, нетерпеливо постукивая вилкой.
—
Подожди, — сказал Самгин, хотя
в комнате было уже сумрачно.
Погасив лампу, он лег на широкую постель
в углу
комнаты, прислушиваясь к неутомимому плеску и шороху дождя, ожидая Никонову так же спокойно, как
ждал жену, — и вспомнил о жене с оттенком иронии.
Варвара по вечерам редко бывала дома, но если не уходила она — приходили к ней. Самгин не чувствовал себя дома даже
в своей рабочей
комнате, куда долетали голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим домом он признал
комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно
поджидая Самгина, торчал на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть,
в разных концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые
ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по
комнате, потом снова вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг
в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
— А я —
ждал, что вы спросите об этом, — откликнулся Тагильский, сунул руки
в карманы брюк, поддернул их, шагнул к двери
в столовую, прикрыл ее, сунул дымный окурок
в землю кадки с фикусом. И, гуляя по
комнате, выбрасывая коротенькие ноги смешно и важно, как петух, он заговорил, как бы читая документ...
Самгин, почувствовав опасность, ответил не сразу. Он видел, что ответа
ждет не один этот, с курчавой бородой, а все три или четыре десятка людей, стесненных
в какой-то барской
комнате, уставленной запертыми шкафами красного ‹дерева›, похожей на гардероб, среди которого стоит длинный стол. Закурив не торопясь папиросу, Самгин сказал...
—
Подожди, — попросил Самгин, встал и подошел к окну. Было уже около полуночи, и обычно
в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но
в эту ночь двойные рамы окон почти непрерывно пропускали
в комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти к окну шум, необычно тяжелый, от него тонко заныли стекла
в окнах и даже задребезжала посуда
в буфете.
Неточные совпадения
Жениха
ждали в церкви, а он, как запертый
в клетке зверь, ходил по
комнате, выглядывая
в коридор и с ужасом и отчаянием вспоминая, что он наговорил Кити, и что она может теперь думать.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела
в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она
ждала его целый день и вечером, уходя
в свою
комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней
в комнату. Анна вопросительно взглянула ей
в глаза и испуганно покраснела. Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей показалось, что позвонили. Она принесла платье и записку. Записка была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым, на партию крокета. «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас
жду», кончала она.
Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел
в свою
комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением
ждал появления этого Печорина; хотя, по рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты
в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
Но он все-таки шел. Он вдруг почувствовал окончательно, что нечего себе задавать вопросы. Выйдя на улицу, он вспомнил, что не простился с Соней, что она осталась среди
комнаты,
в своем зеленом платке, не смея шевельнуться от его окрика, и приостановился на миг.
В то же мгновение вдруг одна мысль ярко озарила его, — точно
ждала, чтобы поразить его окончательно.