Неточные совпадения
Это
было очень обидно слышать, возбуждало неприязнь к дедушке и робость пред ним. Клим верил отцу: все
хорошее выдумано — игрушки, конфеты, книги с картинками, стихи — все. Заказывая обед, бабушка часто говорит кухарке...
Он, должно
быть, неумный, даже
хорошую жену не мог выбрать, жена у него маленькая, некрасивая и злая.
— Этот Вуд —
лучше Майн-Рида, — говорил он и вздыхал: — А еще
есть Брем…
Такие добавления к науке нравились мальчику больше, чем сама наука, и
лучше запоминались им, а Томилин
был весьма щедр на добавления. Говорил он, как бы читая написанное на потолке, оклеенном глянцевитой, белой, но уже сильно пожелтевшей бумагой, исчерченной сетью трещин.
— Скажу, что ученики
были бы весьма
лучше, если б не имели они живых родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный палец на уровень синеватого носа. О Климе он сказал, положив сухую руку на голову его и обращаясь к Вере Петровне...
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него, послала брата за чем-то наверх, — Клим через минуту пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку желания сказать Борису что-то
хорошее, дружеское, может
быть, извиниться пред ним за свою выходку.
Клим поспешно ушел, опасаясь, что писатель спросит его о напечатанном в журнале рассказе своем; рассказ
был не
лучше других сочинений Катина, в нем изображались детски простодушные мужики, они, как всегда, ожидали пришествия божьей правды, это обещал им сельский учитель, честно мыслящий человек, которого враждебно преследовали двое: безжалостный мироед и хитрый поп.
— Прежде всего необходим
хороший плуг, а затем уже — парламент. Дерзкие словечки дешево стоят. Надо говорить словами, которые, укрощая инстинкты, будили бы разум, — покрикивал он, все более почему-то раздражаясь и багровея. Мать озабоченно молчала, а Клим невольно сравнил ее молчание с испугом жены писателя. Во внезапном раздражении Варавки тоже
было что-то общее с возбужденным тоном Катина.
— Ты тоже весь разденься, так
лучше будет…
— Эта девчурка
была бы
лучше и умнее, не
будь она такой красавицей.
— Вот какая новость: я поступаю на
хорошее место, в монастырь, в школу,
буду там девочек шитью учить. И квартиру мне там дадут, при школе. Значит — прощай! Мужчинам туда нельзя ходить.
— Ну и — что
хорошего? Издеваетесь над собою, молодые люди, а потом скучать
будете.
Затем он вспомнил, что в кармане его лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны работать, что она хочет открыть в городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать газету и пройти в городские головы. Лидия
будет дочерью городского головы. Возможно, что, со временем, он расскажет ей роман с Нехаевой; об этом
лучше всего рассказать в комическом тоне.
Нехаева не уезжала. Клим находил, что здоровье ее становится
лучше, она меньше кашляет и даже как будто пополнела. Это очень беспокоило его, он слышал, что беременность не только задерживает развитие туберкулеза, но иногда излечивает его. И мысль, что у него может
быть ребенок от этой девицы, пугала Клима.
Клим находил, что
было бы
лучше, если б дом хозяина России поддерживали устрашающие кариатиды Эрмитажа.
Возможно, что ждал я того, что
было мне еще не знакомо, все равно: хуже или
лучше, только бы другое.
Лютов, крепко потирая руки, усмехался, а Клим подумал, что чаще всего, да почти и всегда, ему приходится слышать
хорошие мысли из уст неприятных людей. Ему понравились крики Лютова о необходимости свободы, ему казалось верным указание Туробоева на русское неуменье владеть мыслью. Задумавшись, он не дослышал чего-то в речи Туробоева и
был вспугнут криком Лютова...
«Как хорошо, просто сказал я. И, наверное,
хорошее лицо
было у меня».
— Пойдемте в трактир, я
буду обедать, а вы — чай
пить.
Есть вы там не станете, плохо для вас, а чай дают —
хороший.
— Не знал, так — не говорил бы. И — не перебивай. Ежели все вы тут станете меня учить, это
будет дело пустяковое. Смешное. Вас — много, а ученик — один. Нет, уж вы,
лучше, учитесь, а учить
буду — я.
«Может
быть, и я обладаю «другим чувством», — подумал Самгин, пытаясь утешить себя. — Я — не романтик, — продолжал он, смутно чувствуя, что где-то близко тропа утешения. — Глупо обижаться на девушку за то, что она не оценила моей любви. Она нашла плохого героя для своего романа. Ничего
хорошего он ей не даст. Вполне возможно, что она
будет жестоко наказана за свое увлечение, и тогда я…»
—
Был я там, — сказал Христос печально,
А Фома-апостол усмехнулся
И напомнил: — Чай, мы все оттуда. —
Поглядел Христос во тьму земную
И спросил Угодника Николу:
— Кто это лежит там, у дороги,
Пьяный, что ли, сонный аль убитый?
— Нет, — ответил Николай Угодник. —
Это просто Васька Калужанин
О
хорошей жизни замечтался.
Редко слышал он возгласы восторга, а если они раздавались, то чаще всего из уст женщин пред витринами текстильщиков и посудников, парфюмеров, ювелиров и меховщиков. Впрочем, можно
было думать, что большинство людей немело от обилия впечатлений. Но иногда Климу казалось, что только похвалы женщин звучат искренней радостью, а в суждениях мужчин неудачно скрыта зависть. Он даже подумал, что,
быть может, Макаров прав: женщина
лучше мужчины понимает, что все в мире — для нее.
Затем Самгин почувствовал, что никогда еще не
был он таким
хорошим, умным и почти до слез несчастным, как в этот странный час, в рядах людей, до немоты очарованных старой, милой ведьмой, явившейся из древних сказок в действительность, хвастливо построенную наскоро и напоказ.
А через три дня утром он стоял на ярмарке в толпе, окружившей часовню, на которой поднимали флаг, открывая всероссийское торжище. Иноков сказал, что он постарается провести его на выставку в тот час, когда
будет царь, однако это едва ли удастся, но что, наверное, царь посетит Главный дом ярмарки и
лучше посмотреть на него там.
День
был неприятный. Тревожно метался ветер, раздувая песок дороги, выскакивая из-за углов. В небе суетились мелко изорванные облака, солнце тоже беспокойно суетилось, точно заботясь как можно
лучше осветить странную фигуру китайца.
И все: несчастная мордва, татары, холопы, ратники, Жадов, поп Василий, дьяк Тишка Дрозд, зачинатели города и враги его — все
были равномерно обласканы стареньким историком и за
хорошее и за плохое, содеянное ими по силе явной необходимости. Та же сила понудила горожан пристать к бунту донского казака Разина и уральского — Пугачева, а казачьи бунты
были необходимы для доказательства силы и прочности государства.
— Вот, тоже, возьмемте женщину: женщина у нас — отменно хороша и
была бы того
лучше, преферансом нашим
была бы пред Европой, если б нас, мужчин, не смутили неправильные умствования о Марфе Борецкой да о царицах Елизавете и Екатерине Второй.
Говорил он грубо, сердито, но лицо у него
было не злое, а только удивленное; спросив, он полуоткрыл рот и поднял брови, как человек недоумевающий. Но темненькие усы его заметно дрожали, и Самгин тотчас сообразил, что это не обещает ему ничего
хорошего. Нужно
было что-то выдумать.
— Редактирую сочинение «О методах борьбы с лесными пожарами», — старичок один сочинил. Малограмотный старичок, а — бойкий. Моралист, гуманист, десять заповедей, нагорная проповедь. «
Хороший тон», —
есть такое евангелие, изданное «Нивой». Забавнейшее, — обезьян и собак дрессировать пригодно.
В светлом, о двух окнах, кабинете
было по-домашнему уютно, стоял запах
хорошего табака; на подоконниках — горшки неестественно окрашенных бегоний, между окнами висел в золоченой раме желто-зеленый пейзаж, из тех, которые прозваны «яичницей с луком»: сосны на песчаном обрыве над мутно-зеленой рекою. Ротмистр Попов сидел в углу за столом, поставленным наискось от окна, курил папиросу, вставленную в пенковый мундштук, на мундштуке — палец лайковой перчатки.
— Знаешь, я с первых дней знакомства с ним чувствовала, что ничего
хорошего для меня в этом не
будет. Как все неудачно у меня, Клим, — сказала она, вопросительно и с удивлением глядя на него. — Очень ушибло меня это. Спасибо Лиде, что вызвала меня к себе, а то бы я…
«Должно
быть,
есть какие-то особенные люди, ни
хорошие, ни дурные, но когда соприкасаешься с ними, то они возбуждают только дурные мысли. У меня с тобою
были какие-то ни на что не похожие минуты. Я говорю не о «сладких судорогах любви», вероятно, это может
быть испытано и со всяким другим, а у тебя — с другой».
Нет, Любаша не совсем похожа на Куликову, та всю жизнь держалась так, как будто считала себя виноватой в том, что она такова, какая
есть, а не
лучше. Любаше приниженность слуги для всех
была совершенно чужда. Поняв это, Самгин стал смотреть на нее, как на смешную «Ванскок», — Анну Скокову, одну из героинь романа Лескова «На ножах»; эту книгу и «Взбаламученное море» Писемского, по их «социальной педагогике», Клим ставил рядом с «Бесами» Достоевского.
— Он имел очень
хороший организм, но немножко усердный
пил красное вино и
ел жирно. Он не хотел хорошо править собой, как крестьянин, который едет на чужой коне.
Была в этой фразе какая-то внешняя правда, одна из тех правд, которые он легко принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и
хорошие дороги, каких не
было в России, видел прекрасные здания школ, сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
— Мысль, что «сознание определяется бытием», — вреднейшая мысль, она ставит человека в позицию механического приемника впечатлений бытия и не может объяснить, какой же силой покорный раб действительности преображает ее? А ведь действительность никогда не
была — и не
будет! —
лучше человека, он же всегда
был и
будет не удовлетворен ею.
— Вот такой — этот настоящий русский, больше, чем вы обе, — я так думаю. Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно говорил о начальнике в тюрьме, да! О, этот может много делать! Ему
будут слушать, верить,
будут любить люди. Он может… как говорят? — может утешивать. Так? Он —
хороший поп!
«Я не думаю, что Иван Акимович оставил завещание, это
было бы не в его характере. Но, если б ты захотел — от своего имени и от имени брата — ознакомиться с имущественным положением И. А., Тимофей Степанович рекомендует тебе
хорошего адвоката». Дальше следовал адрес известного цивилиста.
Он
был похож на приказчика из
хорошего магазина галантереи, на человека, который с утра до вечера любезно улыбается барышням и дамам; имел самодовольно глупое лицо здорового парня; такие лица, без особых примет, настолько обычны, что не остаются в памяти. В голубоватых глазах — избыток ласковости, и это увеличивало его сходство с приказчиком.
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не мешает ему выбрать любой из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался
хороший, независимый от кружков и партий орган, он, может
быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
— Позвольте, — воскликнула она, оживленно и
похорошев, — это
было — где?
— Мне кажется — нигде не бывает такой милой весны, как в Москве, — говорила она. — Впрочем, я ведь нигде и не
была. И — представь! — не хочется. Как будто я боюсь увидеть что-то
лучше Москвы и перестану любить ее так, как люблю.
— А ведь Митрофанов
был бы
хорошим комиком, он — талантливый.
Самгин
был голоден и находил, что
лучше есть, чем говорить с полупьяным человеком. Стратонов налил из черной бутылки в серебряную стопку какой-то сильно пахучей жидкости.
— Нет, уверяю вас, — это так, честное слово! — несколько более оживленно и все еще виновато улыбаясь, говорил Кумов. — Я очень много видел таких; один духобор —
хороший человек
был, но ему сшили тесные сапоги, и, знаете, он так злился на всех, когда надевал сапоги, — вы не смейтесь! Это очень… даже страшно, что из-за плохих сапог человеку все делается ненавистно.
— Так, может
быть,
лучше, чтоб она скорей разразилась?
—
Хороших людей я не встречал, — говорил он, задумчиво и печально рассматривая вилку. — И — надоело мне у собаки блох вычесывать, — это я про свою должность. Ведь — что такое вор, Клим Иванович, если правду сказать? Мелкая заноза, именно — блоха! Комар, так сказать. Без нужды и комар не кусает. Конечно —
есть ребята, застарелые в преступности. Но ведь все живем по нужде, а не по евангелию. Вот — явилась нужда привести фабричных на поклон прославленному царю…
— Посмотрим, посмотрим, что
будет, — говорили одни, неумело скрывая свои надежды на
хороший конец; другие, притворяясь скептиками, утверждали...
— Даже чаем
напою, — сказала Никонова, легко проведя ладонью по голове и щеке его. Она улыбнулась и не той обычной, насильственной своей улыбкой, а —
хорошей, и это тотчас же привело Клима в себя.