Неточные совпадения
Несомненно, это
был самый умный человек, он никогда ни с кем не
соглашался и всех учил, даже Настоящего Старика, который жил тоже несогласно со всеми, требуя, чтоб все шли одним путем.
Он всегда говорил, что на мужике далеко не уедешь, что
есть только одна лошадь, способная сдвинуть воз, — интеллигенция. Клим знал, что интеллигенция — это отец, дед, мама, все знакомые и, конечно, сам Варавка, который может сдвинуть какой угодно тяжелый воз. Но
было странно, что доктор, тоже очень сильный человек, не
соглашался с Варавкой; сердито выкатывая черные глаза, он кричал...
— Ну, пусть не так! — равнодушно
соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже именно так, как
было, он все равно не верит в то, что говорит. Он знал множество глупых и смешных анекдотов, но рассказывал не смеясь, а как бы даже конфузясь. Вообще в нем явилась непонятная Климу озабоченность, и людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто считал необходимым понять каждого из шестидесяти тысяч жителей города.
У него вообще
было много пороков; он не
соглашался стричь волосы, как следовало по закону, и на шишковатом черепе его торчали во все стороны двуцветные вихры, темно-русые и светлее; казалось, что он, несмотря на свои восемнадцать лет, уже седеет.
— Я — читала, — не сразу отозвалась девушка. — Но, видите ли: слишком обнаженные слова не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная
есть ложь». Для меня Метерлинк более философ, чем этот грубый и злой немец. Пропетое слово глубже, значительней сказанного.
Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна коснуться глубин души.
За чаем Клим говорил о Метерлинке сдержанно, как человек, который имеет свое мнение, но не хочет навязывать его собеседнику. Но он все-таки сказал, что аллегория «Слепых» слишком прозрачна, а отношение Метерлинка к разуму сближает его со Львом Толстым. Ему
было приятно, что Нехаева
согласилась с ним.
Почти все
соглашались с тем, что это
было сказано неумно. Только мягкосердечный дядя Хрисанф, смущенно втирая ладонью воздух в лысину свою, пытался оправдать нового вождя народа...
«Приходится
соглашаться с моим безногим сыном, который говорит такое: раньше революция на испанский роман с приключениями похожа
была, на опасную, но весьма приятную забаву, как, примерно, медвежья охота, а ныне она становится делом сугубо серьезным, муравьиной работой множества простых людей. Сие, конечно,
есть пророчество, однако не лишенное смысла. Действительно: надышали атмосферу заразительную, и доказательством ее заразности не одни мы, сущие здесь пьяницы, служим».
Самгин молча
соглашался с ним, находя, что хвастливому шуму тщеславной Москвы не хватает каких-то важных нот. Слишком часто и бестолково люди ревели ура, слишком суетились, и
было заметно много неуместных шуточек, усмешек. Маракуев, зорко подмечая смешное и глупое, говорил об этом Климу с такой радостью, как будто он сам, Маракуев, создал смешное.
Но, вспомнив о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим,
согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и
есть самая подлинная история правды добра и правды зла, которая и должна и умеет говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро о гневе и о нежности, о неутолимых печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что
есть жизнь.
— Вот как? — спросила женщина, остановясь у окна флигеля и заглядывая в комнату, едва освещенную маленькой ночной лампой. — Возможно, что
есть и такие, — спокойно
согласилась она. — Ну, пора спать.
— Можно, —
согласился Дьякон, качнув головою. — Дарвина я в семинарии опровергал, — задумчиво вспомнил он. —
Была такая задача: опровергать Дарвина. Опровергали.
— Видно — нет! —
соглашалась молодая. — И начала она
пить.
Пьет и плачет али песни
поет. Одну корову продала…
— Кажется, это
будет повторением первого дебюта Нана́, — согласно заметил Клим, хотя и редко позволял себе
соглашаться с Варварой.
В торопливости ее слов
было что-то подозрительное, как будто скрывалась боязнь не
согласиться или невозможность
согласиться. С непонятной улыбкой в широко открытых глазах она говорила...
В его поведении
было что-то странное, он возбудил любопытство Самгина, и Клим предложил ему позавтракать. Митрофанов
согласился не сразу, стесненно поеживаясь, оглядываясь, а согласясь, пошел быстро, молча и впереди Самгина.
— С этим можно
согласиться. Химический процесс гниения — революционный процесс. И так как декадентство
есть явный признак разложения буржуазии, то все эти «Скорпионы», «Весы» — и как их там? — они льют воду на нашу мельницу в конце концов.
Клим
согласился. Интересно
было посмотреть на Туробоева в роли газетного работника.
— Ну да, я — преувеличенный! —
согласился Депсамес, махнув на Брагина рукой. — Пусть
будет так! Но я вам говорю, что мыши любят русскую литературу больше, чем вы. А вы любите пожары, ледоходы, вьюги, вы бежите на каждую улицу, где
есть скандал. Это — неверно? Это — верно! Вам нужно, чтобы жить, какое-нибудь смутное время. Вы — самый страшный народ на земле…
Дуняша предложила пройти в ресторан, поужинать; он
согласился, но, чувствуя себя отравленным лепешками Марины,
ел мало и вызвал этим тревожный вопрос женщины...
— Как мир, —
согласился Безбедов, усмехаясь. — Как цивилизация, — добавил он, подмигнув фарфоровым глазом. — Ведь цивилизация и родит анархистов. Вожди цивилизации — или как их там? — смотрят на людей, как на стадо баранов, а я — баран для себя и не хочу
быть зарезанным для цивилизации, зажаренным под соусом какой-нибудь философии.
Для того чтоб
согласиться с этими мыслями, Самгину не нужно
было особенно утруждать себя. Мысли эти давно сами собою пришли к нему и жили в нем, не требуя оформления словами. Самгина возмутил оратор, — он грубо обнажил и обесцветил эти мысли, «выработанные разумом истории».
— Все-таки
согласись, что изобразить Иуду единственно подлинным среди двенадцати революционеров, искренно влюбленным в Христа, — это шуточка острая! И, пожалуй,
есть в ней что-то от правды: предатель-то действительно становится героем. Ходит слушок, что у эсеров действует крупный провокатор.
— Ну, — черт его знает, может
быть, и сатира! —
согласился Безбедов, но тотчас же сказал: — У Потапенко
есть роман «Любовь», там женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям. Женщина, по-моему, — знает лучше мужчины вкус жизни. Правду жизни, что ли…
— Да, как будто нахальнее стал, —
согласилась она, разглаживая на столе документы, вынутые из пакета. Помолчав, она сказала: — Жалуется, что никто у нас ничего не знает и хороших «Путеводителей» нет. Вот что, Клим Иванович, он все-таки едет на Урал, и ему нужен русский компаньон, — я, конечно, указала на тебя. Почему? — спросишь ты. А — мне очень хочется знать, что он
будет делать там. Говорит, что поездка займет недели три, оплачивает дорогу, содержание и — сто рублей в неделю. Что ты скажешь?
— Так очень многое кончается в жизни. Один человек в Ливерпуле обнял свою невесту и выколол булавкой глаз свой, — это его не очень огорчило. «Меня хорошо кормит один глаз», — сказал он, потому что
был часовщик. Но невеста нашла, что одним глазом он может оценить только одну половинку ее, и не
согласилась венчаться. — Он еще раз вздохнул и щелкнул языком: — По-русски это — прилично, но, кажется, неинтересно…
Самгин хотел
согласиться с этой мыслью, но — воздержался. Мать вызывала чувство жалости к ней, и это связывало ему язык. Во всем, что она говорила, он слышал искусственное напряжение, неискренность, которая, должно
быть, тяготила ее.
— Как раз — так: редкой! —
согласился Бердников, дважды качнув головою, и
было странно видеть, что на такой толстой, короткой шее голова качается легко.
— Это ты — из деликатности, — сказала Варвара, задыхаясь. — Ах, какое подлое, грубое животное Стратонов… Каменщик. Мерзавец… Для богатых баб… А ты — из гордости. Ты — такой чистый, честный. В тебе
есть мужество… не
соглашаться с жизнью…
—
Согласитесь — неудобно! Может
быть, что-нибудь заразное.
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой,
согласились, что в Москве
едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал
было говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
Ей благодарно рукоплескали, она охотно
согласилась петь дуэт с Ерухимовичем, у него оказался приятный, гибкий баритон, и вдвоем с Краснохаткиной он безнадежно просил...
— Это я знаю, —
согласился Дронов, потирая лоб. — Она, брат… Да. Она вместо матери
была для меня. Смешно? Нет, не смешно.
Была, — пробормотал он и заговорил еще трезвей: — Очень уважала тебя и ждала, что ты… что-то скажешь, объяснишь. Потом узнала, что ты, под Новый год, сказал какую-то речь…
— Да, —
согласился Самгин, напряженно рассматривая людей, которые хотят
быть законодателями, и думая...
— Понять — трудно, —
согласился Фроленков. — Чего надобно немцам? Куда лезут? Ведь — вздуем. Торговали — хорошо. Свободы ему, немцу, у нас — сколько угодно! Он и генерал, и управляющий, и булочник,
будь чем хошь, живи как любишь. Скажите нам: какая причина войны? Король царем недоволен, али что?
— Это парень предусмотрительно сам выдумал, — обратился он к Самгину, спрятав глаза в морщинах улыбки. — А Миша — достоверно деловой! Мы, стало
быть, жалобу «Красному Кресту» втяпали — заплатите нам деньги, восемь сотен с излишком. «Крест» требует: документы! Мы —
согласились, а Миша: нет, можно дать только копии… Замечательно казенные хитрости понимает…
— Да, —
согласился Самгин и вспомнил: вот так же
было в Москве осенью пятого года, исчезли чиновники, извозчики, гимназисты, полицейские, исчезли солидные, прилично одетые люди, улицы засорились серым народом, но там трудно
было понять, куда он шагает по кривым улицам, а здесь вполне очевидно, что большинство идет в одном направлении, идет поспешно и уверенно.