Неточные совпадения
Клим тотчас догадался, что нуль — это кругленький, скучный братишка, смешно похожий на отца. С того
дня он стал называть
брата Желтый Ноль, хотя Дмитрий был розовощекий, голубоглазый.
Когда дедушка, отец и
брат, простившийся с Климом грубо и враждебно, уехали, дом не опустел от этого, но через несколько
дней Клим вспомнил неверующие слова, сказанные на реке, когда тонул Борис Варавка...
— Понимаю — материн сожитель. Что же ты сконфузился? Это —
дело обычное. Женщины любят это — пышность и все такое. Какой ты,
брат, щеголь, — внезапно закончил, он.
— Странный, не правда ли? — воскликнула Лидия, снова оживляясь. Оказалось, что Диомидов — сирота, подкидыш; до девяти лет он воспитывался старой
девой, сестрой учителя истории, потом она умерла, учитель спился и тоже через два года помер, а Диомидова взял в ученики себе резчик по дереву, работавший иконостасы. Проработав у него пять лет, Диомидов перешел к его
брату, бутафору, холостяку и пьянице, с ним и живет.
Отказаться от встреч с Иноковым Клим не решался, потому что этот мало приятный парень, так же как
брат Дмитрий, много знал и мог толково рассказать о кустарных промыслах, рыбоводстве, химической промышленности, судоходном
деле. Это было полезно Самгину, но речи Инокова всегда несколько понижали его благодушное и умиленное настроение.
Он вышел в большую комнату, место детских игр в зимние
дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о
брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
Ты,
брат, взгляни, какой домишко изобрел я прокурору, — он выходит в отставку и промышленным
делом заняться намерен.
— Передайте, пожалуйста, супруге мою сердечную благодарность за ласку. А уж вам я и не знаю, что сказать за вашу… благосклонность. Странное
дело, ей-богу! — негромко, но с упреком воскликнул он. — К нашему
брату относятся, как, примерно, к собакам, а ведь мы тоже, знаете… вроде докторов!
— Здравствуй! Что ж ты это,
брат, а? Здоровеннейший бред у тебя был, очень бурный. Попы, вобла, Глеб Успенский. Придется полежать
дня три-четыре.
К вечеру другого
дня Самгин чувствовал себя уже довольно сносно, пил чай, сидя в постели, когда пришел
брат.
Клим промолчал, разглядывая красное от холода лицо
брата. Сегодня Дмитрий казался более коренастым и еще более обыденным человеком. Говорил он вяло и как бы не то, о чем думал. Глаза его смотрели рассеянно, и он, видимо, не знал, куда
девать руки, совал их в карманы, закидывал за голову, поглаживал бока, наконец широко развел их, говоря с недоумением...
— Флажков,
братья, не надобно! Не такое
дело. Не то
дело — понял?
— Ну, довольно канители! — строго сказал Калитин. — Идем, Мокеев, к Якову. Все-таки это,
брат… не
дело, если каждый будет…
— Не узнаю, — ответил Лютов и, шумно вздохнув, поправился, сел покрепче на стуле. — Я,
брат, из градоначальства, вызывался по
делу об устройстве в доме моем приемного покоя для убитых и раненых. Это, разумеется, Алина, она,
брат…
— Дочь заводчика искусственных минеральных вод. Привлекалась к суду по
делу темному: подозревали, что она отравила мужа и свекра. Около года сидела в тюрьме, но — оправдали, — отравителем оказался
брат ее мужа, пьяница.
— Вы старайтесь, чтобы именье это продали нам. Сам у себя мужик добро зорить не станет. А не продадите — набедокурим, это уж я вам без страха говорю. Лысый да в соломенной шляпе который — Табаковы
братья, они хитряки! Они — пальцем не пошевелят, а —
дело сделают! Губернаторы на селе. Пастыри — пластыри.
— Годится, на всякий случай, — сухо откликнулась она. — Теперь — о
делах Коптева, Обоимовой. Предупреждаю:
дела такие будут повторяться. Каждый член нашей общины должен, посмертно или при жизни, — это в его воле, — сдавать свое имущество общине.
Брат Обоимовой был член нашей общины, она — из другой, но недавно ее корабль соединился с моим. Вот и все…
— Это — мой дядя. Может быть, вы слышали его имя? Это о нем на
днях писал камрад Жорес. Мой
брат, — указала она на солдата. — Он — не солдат, это только костюм для эстрады. Он — шансонье, пишет и поет песни, я помогаю ему делать музыку и аккомпанирую.
— Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних
дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не
брат.
Нас выпороли и наняли нам провожатого, бывшего пожарного, старичка со сломанной рукою, — он должен был следить, чтобы Саша не сбивался в сторону по пути к науке. Но это не помогло: на другой же
день брат, дойдя до оврага, вдруг наклонился, снял с ноги валенок и метнул его прочь от себя, снял другой и бросил в ином направлении, а сам, в одних чулках, пустился бежать по площади. Старичок, охая, потрусил собирать сапоги, а затем, испуганный, повел меня домой.
— Знаю, что много. А коли в ревизские сказки заглянешь, так даже удивишься, сколько их там. Да ведь не в ревизских сказках дело. Тамошние люди — сами по себе, а служащие по судебному ведомству люди — сами по себе. И то уж Семен Григорьич при мне на
днях брату отчеканил:"Вам, Павел Григорьич, не в судебном бы ведомстве служить, а кондуктором на железной дороге!"Да и это ли одно! со мной, мой друг, такая недавно штука случилась, такая штука!.. ну, да, впрочем, уж что!