Неточные совпадения
Вечером, войдя в комнату брата, Самгин застал там Кутузова и Туробоева, они сидели
за столом друг против друга в позах игроков в шашки, и Туробоев, закуривая папиросу,
говорил...
Дома у Варвары,
за чайным
столом, Маракуев садился рядом с ней, ел мармелад, любимый ею, похлопывал ладонью по растрепанной книжке Кравчинского-Степняка «Подпольная Россия» и молодцевато
говорил...
Иноков был зловеще одет в черную, суконную рубаху, подпоясанную широким ремнем, черные брюки его заправлены в сапоги; он очень похудел и, разглядывая всех сердитыми глазами, часто, вместе с Робинзоном, подходил к
столу с водками. И всегда
за ними боком, точно краб, шел редактор. Клим дважды слышал, как он
говорил фельетонисту вполголоса...
Как-то в праздник, придя к Варваре обедать, Самгин увидал
за столом Макарова. Странно было видеть, что в двуцветных вихрах медика уже проблескивают серебряные нити, особенно заметные на висках. Глаза Макарова глубоко запали в глазницы, однако он не вызывал впечатления человека нездорового и преждевременно стареющего.
Говорил он все о том же — о женщине — и, очевидно, не мог уже
говорить ни о чем другом.
Было очень шумно, дымно, невдалеке
за столом возбужденный еврей с карикатурно преувеличенным носом непрерывно шевелил всеми десятью пальцами рук пред лицом бородатого русского, курившего сигару, еврей тихо, с ужасом на лице
говорил что-то и качался на стуле, встряхивал кудрявой головою.
Поправив на голове остроконечный колпак, пощупав маску, Самгин подвинулся ко
столу. Кружево маски, смоченное вином и потом, прилипало к подбородку, мантия путалась в ногах. Раздраженный этим, он взял бутылку очень холодного пива и жадно выпил ее, стакан
за стаканом, слушая, как спокойно и неохотно Кутузов
говорит...
Он мог бы не
говорить этого, череп его блестел, как тыква, окропленная росою. В кабинете редактор вытер лысину, утомленно сел
за стол, вздохнув, открыл средний ящик
стола и положил пред Самгиным пачку его рукописей, — все это, все его жесты Клим видел уже не раз.
Он стоял у
стола, убранного цветами, смотрел на улыбающуюся мордочку поросенка, покручивал бородку и слушал, как
за его спиною Митрофанов
говорит...
Самгин тоже опрокинулся на
стол, до боли крепко опираясь грудью о край его. Первый раз
за всю жизнь он
говорил совершенно искренно с человеком и с самим собою. Каким-то кусочком мозга он понимал, что отказывается от какой-то части себя, но это облегчало, подавляя темное, пугавшее его чувство. Он
говорил чужими, книжными словами, и самолюбие его не смущалось этим...
Говоря, Кутузов постукивал пальцем левой руки по
столу, а пальцами правой разминал папиросу, должно быть, слишком туго набитую. Из нее на
стол сыпался табак, патрон, брезгливо оттопырив нижнюю губу, следил
за этой операцией неодобрительно. Когда Кутузов размял папиросу, патрон, вынув платок, смахнул табак со
стола на колени себе. Кутузов с любопытством взглянул на него, и Самгину показалось, что уши патрона покраснели.
За столом, пред лампой, сидела Спивак в ночном капоте, редактируя написанный Климом листок «Чего хотят союзники?» Широкие рукава капота мешали ей, она забрасывала их на плечи,
говоря вполголоса...
Налево,
за открытыми дверями, солидные люди играли в карты на трех
столах. Может быть, они
говорили между собою, но шум заглушал их голоса, а движения рук были так однообразны, как будто все двенадцать фигур были автоматами.
— Из-за голубей потерял, —
говорил он, облокотясь на
стол, запустив пальцы в растрепанные волосы, отчего голова стала уродливо огромной, а лицо — меньше. — Хорошая женщина, надо сказать, но, знаете, у нее — эти общественные инстинкты и все такое, а меня это не опьяняет…
— Языческая простота! Я сижу в ресторане, с газетой в руках, против меня
за другим
столом — очень миленькая девушка. Вдруг она
говорит мне: «Вы, кажется, не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела, положив ногу на ногу…
В кухне — кисленький запах газа, на плите, в большом чайнике, шумно кипит вода, на белых кафельных стенах солидно сияет медь кастрюль, в углу, среди засушенных цветов, прячется ярко раскрашенная статуэтка мадонны с младенцем. Макаров сел
за стол и, облокотясь, сжал голову свою ладонями, Иноков, наливая в стаканы вино, вполголоса
говорит...
— Это личный вопрос тысяч, — добавил он, дергая правым плечом, а затем вскочил и, опираясь обеими руками на
стол, наклонясь к Самгину, стал
говорить вполголоса, как бы сообщая тайну: — Тысячи интеллигентов схвачены
за горло необходимостью быстро решить именно это: с хозяевами или с рабочими?
Но он почти каждый день посещал Прозорова, когда старик чувствовал себя бодрее, работал с ним, а после этого оставался пить чай или обедать.
За столом Прозоров немножко нудно, а все же интересно рассказывал о жизни интеллигентов 70–80-х годов, он знавал почти всех крупных людей того времени и
говорил о них, грустно покачивая головою, как о людях, которые мужественно принесли себя в жертву Ваалу истории.
В углу комнаты —
за столом — сидят двое: известный профессор с фамилией, похожей на греческую, — лекции его Самгин слушал, но трудную фамилию вспомнить не мог; рядом с ним длинный, сухолицый человек с баками, похожий на англичанина, из тех, какими изображают англичан карикатуристы. Держась одной рукой
за стол, а другой
за пуговицу пиджака, стоит небольшой растрепанный человечек и, покашливая, жидким голосом
говорит...
Было много женщин и цветов, стреляли бутылки шампанского,
за большим
столом посредине ресторана стоял человек во фраке, с раздвоенной бородой, высоколобый, лысый, и, высоко, почти над головою, держа бокал вина,
говорил что-то.
Самгин отметил, что только он сидит
за столом одиноко, все остальные по двое, по трое, и все
говорят негромко, вполголоса, наклоняясь друг к другу через
столы. У двери в биллиардную, где уже щелкали шары,
за круглым
столом завтракают пятеро военных, они, не стесняясь, смеются, смех вызывает дородный, чернобородый интендант в шелковой шапочке на голове, он рассказывает что-то, густой его бас звучит однотонно, выделяется только часто повторяемое...
За столом среди комнаты сидел рыхлый, расплывшийся старик в дымчатых очках и, почесывая под мышкой у себя, как бы вытаскивая медленные слова из бокового кармана,
говорил, всхрапывая...
Хозяин квартиры в бархатной куртке, с красивым, но мало подвижным лицом, воинственно встряхивая головой, положив одну руку на
стол, другою забрасывая
за ухо прядь длинных волос,
говорил...