Неточные совпадения
В такие минуты Клим
громко говорил...
—
Говорите не так
громко, в столовой кто-то есть…
Говорил он
громко, точно глухой, его сиповатый голос звучал властно. Краткие ответы матери тоже становились все громче, казалось, что еще несколько минут — и она начнет кричать.
— Тетка права, — сочным голосом,
громко и с интонациями деревенской девицы
говорила Марина, — город — гнилой, а люди в нем — сухие. И скупы, лимон к чаю режут на двенадцать кусков.
Вначале ее восклицания показались Климу восклицаниями удивления или обиды. Стояла она спиною к нему, он не видел ее лица, но в следующие секунды понял, что она
говорит с яростью и хотя не
громко, на низких нотах, однако способна оглушительно закричать, затопать ногами.
Говорила она
громко, щедро пересыпая речь простонародными словечками, румяно улыбаясь.
И, остановясь понюхать табаку, она долго и
громко говорила что-то о безбожниках студентах. Клим шел и думал о сектанте, который бормочет: «Нога поет — куда иду?», о пьяном мещанине, строгой старушке, о черноусом человеке, заинтересованном своими подтяжками. Какой смысл в жизни этих людей?
— Ну, довольно, Владимир. Иди спать! —
громко и сердито сказал Макаров. — Я уже
говорил тебе, что не понимаю этих… вывертов. Я знаю одно: женщина рождает мужчину для женщины.
Невидимые сверчки трещали так
громко, что казалось — это трещит высушенное солнцем небо. Клим Самгин чувствовал себя проснувшимся после тяжелого сновидения, усталым и равнодушным ко всему. Впереди его качался хромой, поучительно
говоря Лютову...
Владимир Петрович Лютов был в состоянии тяжкого похмелья, шел он неестественно выпрямясь, как солдат, но покачивался, толкал встречных, нагловато улыбался женщинам и, схватив Клима под руку, крепко прижав ее к своему боку,
говорил довольно
громко...
Нога его снова начала прыгать, дробно притопывая по полу, колено выскакивало из дыры; он распространял тяжелый запах кала. Макаров придерживал его за плечо и
громко, угрюмо
говорил Варваре...
На улице он
говорил так же
громко и бесцеремонно, как в комнате, и разглядывал встречных людей в упор, точно заплутавшийся, который ищет: кого спросить, куда ему идти?
Самгину казалось, что становится все более жарко и солнце жестоко выжигает в его памяти слова, лица, движения людей. Было странно слышать возбужденный разноголосый говор каменщиков,
говорили они так
громко, как будто им хотелось заглушить крики солдат и чей-то непрерывный, резкий вой...
Клим хотел бы отвечать на вопросы так же
громко и независимо, хотя не так грубо, как отвечает Иноков, но слышал, что
говорит он, как человек, склонный признать себя виноватым в чем-то.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она
говорила так
громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
Варвара молча пожала плечиком, а Диомидов
говорил снова
громко и ликующим тоном...
— За девочками охотитесь? Поздновато! И — какие же тут девочки? — болтал он неприлично
громко. — Ненавижу девочек, пользуюсь, но — ненавижу. И прямо
говорю: «Ненавижу тебя за то, что принужден барахтаться с тобой». Смеется, идиотка. Все они — воровки.
Он
говорил шепотом, — казалось, что так лучше слышишь настоящего себя, а если заговоришь
громко…
Он поехал с патроном в суд, там и адвокаты и чиновники
говорили об убийстве как-то слишком просто, точно о преступлении обыкновенном, и утешительно было лишь то, что почти все сходились на одном: это — личная месть одиночки. А один из адвокатов, носивший необыкновенную фамилию Магнит, рыжий, зубастый, шумный и напоминавший Самгину неудачную карикатуру на англичанина,
громко и как-то бесстыдно отчеканил...
— Позвольте! — беспокойно и
громко сказал Суслов. — Такие вещи надо
говорить, имея основания, барышни!
Человек показал спину, блестевшую, точно кровельное железо, исчез,
громко хлопнул дверью, а Марья Ивановна Никонова, отклеивая мокрое пальто с плеч своих, оживленно
говорила...
— А еще вреднее плотских удовольствий — забавы распутного ума, —
громко говорил Диомидов, наклонясь вперед, точно готовясь броситься в густоту людей. — И вот студенты и разные недоучки, медные головы, честолюбцы и озорники, которым не жалко вас, напояют голодные души ваши, которым и горькое — сладко, скудоумными выдумками о каком-то социализме, внушают, что была бы плоть сыта, а ее сытостью и душа насытится… Нет! Врут! — с большой силой и торжественно подняв руку, вскричал Диомидов.
Справа от Самгина группа людей, странно похожих друг на друга, окружила стол, и один из них, дирижируя рукой с портсигаром, зажатым в ней,
громко и как молитву
говорил...
Минут через двадцать писатель возвратился в зал; широкоплечий, угловатый, он двигался не сгибая ног, точно шел на ходулях, — эта величественная, журавлиная походка придавала в глазах Самгина оттенок ходульности всему, что писатель
говорил. Пройдя, во главе молодежи, в угол, писатель, вкусно и
громко чмокнув, поправил пенсне, нахмурился, картинно, жестом хормейстера, взмахнул руками.
— А — что? Ты — пиши! — снова топнул ногой поп и схватился руками за голову, пригладил волосы: — Я — имею право! — продолжал он, уже не так
громко. — Мой язык понятнее для них, я знаю, как надо с ними
говорить. А вы, интеллигенты, начнете…
Почувствовав что-то близкое стыду за себя, за людей, Самгин пошел тише, увидал вдали отряд конной полиции и свернул в переулок. Там, у забора, стоял пожилой человек в пиджаке без рукава и
громко говорил кому-то...
Хоругвеносцы уже прошли, публика засмеялась, а длинноусый, обнажая кривые зубы, продолжал
говорить все более весело и
громко. Под впечатлением этой сцены Самгин вошел в зал Московской гостиницы.
Медник неприятно напомнил старого каменщика, который подбадривал силача Мишу или Митю ломать стену. По другой стороне улицы прошли двое — студент и еще кто-то; студент довольно
громко говорил...
Человек молча посторонился и дважды
громко свистнул в пальцы. Над баррикадой воздух был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах дыма. По ту сторону баррикады, перед небольшим костром, сидел на ящике товарищ Яков и отчетливо
говорил...
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и
громко говорил, причмокивая...
Сквозь ряды стульев шел человек и
громко, настойчиво
говорил...
— В проулок убежал,
говоришь? — вдруг и очень
громко спросил Вараксин. — А вот я в проулке стоял, и вот господин этот шел проулком сюда, а мы оба никого не видали, — как же это? Зря ты, дядя, болтаешь. Вон — артельщик
говорит — саквояж, а ты — чемодан! Мебель твою дождик портит…
— Я вас не знаю, — довольно
громко сказал Самгин — первое, что пришло в голову, хотя понимал уже, что
говорит Инокову.
Говорил Макаров отрывисто, все более сердито и
громко.
— Так, — твердо и уже
громко сказала она. — Вы тоже из тех, кто ищет, как приспособить себя к тому, что нужно радикально изменить. Вы все здесь суетливые мелкие буржуа и всю жизнь будете такими вот мелкими. Я — не умею сказать точно, но вы
говорите только о городе, когда нужно
говорить уже о мире.
Он старался
говорить не очень
громко, памятуя, что с годами суховатый голос его звучит на высоких нотах все более резко и неприятно. Он избегал пафоса, не позволял себе горячиться, а когда
говорил то, что казалось ему особенно значительным, — понижал голос, заметив, что этим приемом усиливает напряжение внимания слушателей.
Говорил он сняв очки, полагая, что блеск и выражение близоруких глаз весьма выгодно подчеркивает силу слов.
Говоря довольно
громко, Тагильский тыкал пальцем в ремень пояса Клима Ивановича и, заставляя его отступать, прижал к стене, где, шепотом и оба улыбаясь, беседовали масляный старичок с Ногайцевым.
Высокий чернобородый человек в поддевке
громко говорил Маркову через головы людей...
Он
говорил очень
громко,
говорил с уверенностью, что разнообразные люди, собранные в этой комнате для китайских идолов, никогда еще не слыхали речей настоящего европейца, старался произносить слова четко, следя за ударениями.
К таким голосам из углов Самгин прислушивался все внимательней, слышал их все более часто, но на сей раз мешал слушать хозяин квартиры, — размешивая сахар в стакане очень крепкого чая, он пророчески
громко и уверенно
говорил...
— Нет, уже кончать буду я… то есть не — я, а рабочий класс, — еще более
громко и решительно заявил рыжеватый и, как бы отталкиваясь от людей, которые окружали его, стал подвигаться к хозяину,
говоря...