Неточные совпадения
Являлся
доктор Сомов, чернобородый, мрачный; остановясь в двери, на пороге, он осматривал всех выпуклыми, каменными
глазами из-под бровей, похожих на усы, и спрашивал хрипло...
Он всегда говорил, что на мужике далеко не уедешь, что есть только одна лошадь, способная сдвинуть воз, — интеллигенция. Клим знал, что интеллигенция — это отец, дед, мама, все знакомые и, конечно, сам Варавка, который может сдвинуть какой угодно тяжелый воз. Но было странно, что
доктор, тоже очень сильный человек, не соглашался с Варавкой; сердито выкатывая черные
глаза, он кричал...
Ее судороги становились сильнее, голос звучал злей и резче,
доктор стоял в изголовье кровати, прислонясь к стене, и кусал, жевал свою черную щетинистую бороду. Он был неприлично расстегнут, растрепан, брюки его держались на одной подтяжке, другую он накрутил на кисть левой руки и дергал ее вверх, брюки подпрыгивали, ноги
доктора дрожали, точно у пьяного, а мутные
глаза так мигали, что казалось — веки тоже щелкают, как зубы его жены. Он молчал, как будто рот его навсегда зарос бородой.
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии ученика, он говорил так много, долго и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть, ударить каблуком в пол, уронить книгу и этим напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить, лицо его каменело,
глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена
доктора...
Пришла Лидия, держась руками за виски, молча села у окна. Клим спросил: что нашел
доктор? Лидия посмотрела на него непонимающим взглядом; от синих теней в глазницах ее
глаза стали светлее. Клим повторил вопрос.
Варвара утомленно закрыла
глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли
доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
С Климом он поздоровался так, как будто вчера видел его и вообще Клим давно уже надоел ему. Варваре поклонился церемонно и почему-то закрыв
глаза. Сел к столу, подвинул Вере Петровне пустой стакан; она вопросительно взглянула в измятое лицо
доктора.
— Ночью будет дождь, — сообщил
доктор, посмотрев на Варвару одним
глазом, прищурив другой, и пообещал: — Дождь и прикончит его.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря
доктору, Самгин вышел в сад, заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком в грудь; казалось, что он, прищурив
глаза, утонувшие в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Все это приняло в
глазах Самгина определенно трагикомический характер, когда он убедился, что верхний этаж дома, где жил овдовевший
доктор Любомудров, — гнездо людей другого типа и, очевидно, явочная квартира местных большевиков.
Две комнаты своей квартиры
доктор сдавал: одну — сотруднику «Нашего края» Корневу, сухощавому человеку с рыжеватой бородкой, детскими
глазами и походкой болотной птицы, другую — Флерову, человеку лет сорока, в пенсне на остром носу, с лицом, наскоро слепленным из мелких черточек и тоже сомнительно украшенным редкой, темной бородкой.
Доктор высох, выпрямился и как будто утратил свой ленивенький скептицизм человека, утомленного долголетним зрелищем людских страданий. Посматривая на Клима прищуренными
глазами, он бесцеремонно ворчал...
К постели подошли двое толстых и стали переворачивать Самгина с боку на бок. Через некоторое время один из них, похожий на торговца солеными грибами из Охотного ряда, оказался Дмитрием, а другой —
доктором из таких, какие бывают в книгах Жюль Верна, они всегда ошибаются, и верить им — нельзя. Самгин закрыл
глаза, оба они исчезли.
Они оба остановились пред Самгиным —
доктор, красный от возбуждения, потный, мигающий, и женщина, бледная, с расширенными
глазами.
— Все это — ненадолго, ненадолго, — сказал
доктор, разгоняя дым рукой. — Ну-ко, давай, поставим компресс. Боюсь, как левый
глаз у него? Вы, Самгин, идите спать, а часа через два-три смените ее…
Затем он принялся есть, глубоко обнажая крепкие зубы, прищуривая
глаза от удовольствия насыщаться, сладостно вздыхая, урча и двигая ушами в четкой форме цифры 9. Мать ела с таким же наслаждением, как
доктор, так же много, но молча, подтверждая речь
доктора только кивками головы.