Неточные совпадения
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела
толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял
в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин видел на истомленном
лице выражение тихой радости.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из
толпы, идти назад, но
в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади,
лицом к
лицу с полицейским офицером, офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а
лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
Толпа из бесформенной кучи перестроилась
в клин, острый конец его уперся
в стену хлебного магазина, и как раз на самом острие завертелся, точно ввертываясь
в дверь, красненький мужичок. Печник обернулся
лицом к растянувшейся
толпе, бросил на головы ее длинную веревку и закричал, грозя кулаком...
Лицо у нее было большое, кирпичного цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие
в толпе, осматривала площадь широко открытыми глазами, которые первый раз видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
— пропел он подпрыгивая и прямо
в лицо Самгина, напомнив ему чьи-то слова: «Шут необходим
толпе более, чем герой».
В центре
толпы, с флагом на длинном древке, стоял Корнев, голова его была выше всех. Самгин отметил, что сегодня у Корнева другое
лицо, не столь сухое и четкое, как всегда, и глаза — другие, детские глаза.
Свалив солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь
толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом,
лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек
в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
Горбоносый казацкий офицер, поставив коня своего боком к фронту и наклонясь, слушал большого, толстого полицейского пристава; пристав поднимал к нему руки
в белых перчатках, потом, обернувшись к
толпе лицом, закричал и гневно и умоляюще...
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на
толпу, казаки подняли нагайки, но
в те же секунды его приподняло с земли и
в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся
лицом в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул
в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
«
В сущности, это — победа, они победили», — решил Самгин, когда его натиском
толпы швырнуло
в Леонтьевский переулок. Изумленный бесстрашием людей, он заглядывал
в их
лица, красные от возбуждения, распухшие от ударов, испачканные кровью, быстро застывавшей на морозе. Он ждал хвастливых криков, ждал выявления гордости победой, но высокий, усатый человек
в старом, грязноватом полушубке пренебрежительно говорил, прислонясь к стене...
Самгин все замедлял шаг, рассчитывая, что густой поток людей обтечет его и освободит, но люди все шли, бесконечно шли, поталкивая его вперед. Его уже ничто не удерживало
в толпе, ничто не интересовало; изредка все еще мелькали знакомые
лица, не вызывая никаких впечатлений, никаких мыслей. Вот прошла Алина под руку с Макаровым, Дуняша с Лютовым, синещекий адвокат. Мелькнуло еще знакомое
лицо, кажется, — Туробоев и с ним один из модных писателей, красивый брюнет.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по голове своей; Самгин видел, что по
лицу парня обильно текут слезы, видел, что большинство
толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека
в опорках...
Лицо Попова налилось бурой кровью, глаза выкатились, казалось, что он усиленно старается не задремать, но волосатые пальцы нервозно барабанили по коленям, голова вращалась так быстро, точно он искал кого-то
в толпе и боялся не заметить. На тестя он посматривал сердито, явно не одобряя его болтовни, и Самгин ждал, что вот сейчас этот неприятный человек начнет возражать тестю и затрещит бесконечный, бесплодный, юмористически неуместный на этом параде красивых женщин диалог двух русских, которые все знают.
Впереди
толпы шагали, подняв
в небо счастливо сияющие
лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди
в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты
в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты
в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками
в руках, женщины
в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
С приближением старости Клим Иванович Самгин утрачивал близорукость, зрение становилось почти нормальным, он уже носил очки не столько из нужды, как по привычке; всматриваясь сверху
в лицо толпы, он достаточно хорошо видел над темно-серой массой под измятыми картузами и шапками костлявые, чумазые, закоптевшие, мохнатые
лица и пытался вылепить из них одно
лицо.
Свирепо рыча, гудя, стреляя, въезжали
в гущу
толпы грузовики, привозя генералов и штатских людей, бережливо выгружали их перед лестницей, и каждый такой груз как будто понижал настроение
толпы, шум становился тише,
лица людей задумчивее или сердитей, усмешливее, угрюмей. Самгин ловил негромкие слова...