Неточные совпадения
Его длинные ноги не сгибаются, длинные
руки с кривыми пальцами шевелятся нехотя, неприятно, он одет всегда
в длинный, коричневый сюртук, обут
в бархатные
сапоги на меху и на мягких подошвах.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет
в женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные
сапоги, серые волосы на его голове были смазаны маслом и лежали гладко.
В одной
руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Рядом с
рукой качалась рыжеватая, растрепанная коса, а на задке телеги вздрагивала нога
в пыльном
сапоге, противоестественно свернутая набок.
— Очень рад, — сказал третий, рыжеватый, костлявый человечек
в толстом пиджаке и стоптанных
сапогах. Лицо у него было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она очень беспокоила его, он дергал ее левой
рукою, и от этого толстые губы его растерянно улыбались, остренькие глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса оказался Поярков, он сидел
в углу, за шкафом, туго набитым книгами
в переплетах.
Свесив с койки ноги
в сапогах, давно не чищенных, ошарканных галошами, опираясь спиною о стену, Кутузов держал
в одной
руке блюдце,
в другой стакан чаю и говорил знакомое Климу...
Но — передумал и, через несколько дней, одетый алхимиком, стоял
в знакомой прихожей Лютова у столика, за которым сидела, отбирая билеты, монахиня, лицо ее было прикрыто полумаской, но по неохотной улыбке тонких губ Самгин тотчас же узнал, кто это. У дверей
в зал раскачивался Лютов
в парчовом кафтане,
в мурмолке и сафьяновых
сапогах; держа
в руке, точно зонтик, кривую саблю, он покрякивал, покашливал и, отвешивая гостям поклоны приказчика, говорил однообразно и озабоченно...
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла
в песню недобрые словечки, у нее, должно быть, был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея.
В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы ног, сафьяновые
сапоги его мягко скрипели, саблю он держал обеими
руками, за эфес и за конец, поперек живота; писатель, прижимаясь плечом к нему, ворчал...
Он попробовал приподняться со стула, но не мог, огромные
сапоги его точно вросли
в пол. Вытянув
руки на столе, но не опираясь ими, он еще раз попробовал встать и тоже не сумел. Тогда, медленно ворочая шеей, похожей на ствол дерева, воткнутый
в измятый воротник серого кафтана, он, осматривая людей, продолжал...
Поздно вечером к нему
в гостиницу явился человек среднего роста, очень стройный, но голова у него была несоразмерно велика, и поэтому он казался маленьким. Коротко остриженные, но прямые и жесткие волосы на голове торчали
в разные стороны, еще более увеличивая ее. На круглом, бритом лице — круглые выкатившиеся глаза, толстые губы, верхнюю украшали щетинистые усы, и губа казалась презрительно вздернутой. Одет он
в белый китель, высокие
сапоги,
в руке держал солидную палку.
Диомидов,
в ярко начищенных
сапогах с голенищами гармоникой,
в черных шароварах,
в длинной, белой рубахе, помещался на стуле, на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож на икону
в киоте. Пред ним, на засоренной, затоптанной земле двора, стояли и сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая воздух правой
рукой, а левой шлепая по колену, он говорил...
Лицо его обросло темной, густой бородкой, глазницы углубились, точно у человека, перенесшего тяжкую болезнь, а глаза блестели от радости, что он выздоровел. С лица похожий на монаха, одет он был, как мастеровой; ноги, вытянутые на средину комнаты,
в порыжевших, стоптанных
сапогах,
руки, сложенные на груди, темные, точно у металлиста, он —
в парусиновой блузе,
в серых, измятых брюках.
Закурив очень вонючую папиросу, он посмотрел
в синий дым ее, сунул
руку за голенище
сапога и положил на стол какую-то медную вещь, похожую на ручку двери.
— Пушка — инструмент, кто его
в руки возьмет, тому он и служит, — поучительно сказал Яков, закусив губу и натягивая на ногу
сапог; он встал и, выставив ногу вперед, критически посмотрел на нее. — Значит, против нас двинули царскую гвардию, при-виле-ги-ро-ванное войско, — разломив длинное слово, он усмешливо взглянул на Клима. — Так что… — тут Яков какое-то слово проглотил, — так что, любезный хозяин, спасибо и не беспокойтесь: сегодня мы отсюда уйдем.
Дмитрий явился
в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел
в щель неприкрытой двери на фигуру брата. Держа
руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел длинный, до колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за
сапоги.
Неточные совпадения
Когда Левин со Степаном Аркадьичем пришли
в избу мужика, у которого всегда останавливался Левин, Весловский уже был там. Он сидел
в средине избы и, держась обеими
руками зa лавку, с которой его стаскивал солдат, брат хозяйки, за облитые тиной
сапоги, смеялся своим заразительно-веселым смехом.
Косые лучи солнца были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый
сапог, полный воды, был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями скатывался пот; во рту была горечь,
в носу запах пороха и ржавчины,
в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя было дотронуться, так они разгорелись; сердце стучало быстро и коротко;
руки тряслись от волнения, и усталые ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и стрелял.
Степан Аркадьич уже был умыт и расчесан и сбирался одеваться, когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими
сапогами, с телеграммой
в руке, вернулся
в комнату. Цирюльника уже не было.
Незаметно получив
рукою в плисовом обшлаге трехрублевую бумажку, дьякон сказал, что он запишет, и, бойко звуча новыми
сапогами по плитам пустой церкви, прошел
в алтарь.
К третьей пуговице пристегнута была бронзовая цепочка, на которой висел двойной лорнет; эполеты неимоверной величины были загнуты кверху
в виде крылышек амура;
сапоги его скрыпели;
в левой
руке держал он коричневые лайковые перчатки и фуражку, а правою взбивал ежеминутно
в мелкие кудри завитой хохол.