Неточные совпадения
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его
ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив
руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Самгин сел, пытаясь снять испачканный
ботинок и боясь испачкать
руки. Это напомнило ему Кутузова.
Ботинок упрямо не слезал с ноги, точно прирос к ней.
В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось видеть человека, все равно — какого.
Самгин встал, догадываясь, что этот хлыщеватый парень, играющий
в революцию, вероятно, попросит его о какой-нибудь услуге, а он не сумеет отказаться. Нахмурясь, поправив очки, Самгин вышел
в столовую, Гогин, одетый во фланелевый костюм,
в белых
ботинках, шагал по комнате, не улыбаясь, против обыкновения, он пожал
руку Самгина и, продолжая ходить, спросил скучным голосом...
Мелькнул Иван Дронов с золотыми часами
в руке и с головой, блестевшей, точно хорошо вычищенный
ботинок, он бежал куда-то, раскачивая часы на цепочке, раскрыв рот.
Папироса погасла. Спички пропали куда-то. Он лениво поискал их, не нашел и стал снимать
ботинки, решив, что не пойдет
в спальню: Варвара, наверное, еще не уснула, а слушать ее глупости противно. Держа
ботинок в руке, он вспомнил, что вот так же на этом месте сидел Кутузов.
На желтой крышке больничного гроба лежали два листа пальмы латании и еще какие-то ветки комнатных цветов; Алина — монументальная,
в шубе,
в тяжелой шали на плечах — шла, упираясь подбородком
в грудь; ветер трепал ее каштановые волосы; она часто, резким жестом
руки касалась гроба, точно толкая его вперед, и, спотыкаясь о камни мостовой, толкала Макарова; он шагал, глядя вверх и вдаль, его
ботинки стучали по камням особенно отчетливо.
Из палисадника красивого одноэтажного дома вышла толстая, важная дама, а за нею — высокий юноша, весь
в новом, от панамы на голове до рыжих американских
ботинок, держа под мышкой тросточку и натягивая на правую
руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но — счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем.
Шаркая лаковыми
ботинками, дрыгая ляжками, отталкивал ими фалды фрака, и ягодицы его казались окрыленными. Правую
руку он протягивал публике, как бы на помощь ей,
в левой держал листочки бумаги и, размахивая ею, как носовым платком, изредка приближал ее к лицу. Говорил он легко, с явной радостью, с улыбками на добродушном, плоском лице.
Сидя на скамье, Самгин пытался снять ботики, они как будто примерзли к
ботинкам, а пальцы ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок
в желтой рубахе. Сунув большие пальцы
рук за [пояс], кавказский ремень с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь», весь гладенький, ласковый, с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.
Неточные совпадения
Львов
в домашнем сюртуке с поясом,
в замшевых
ботинках сидел на кресле и
в pince-nez с синими стеклами читал книгу, стоявшую на пюпитре, осторожно на отлете держа красивою
рукой до половины испеплившуюся сигару.
Вместо Ивиных за ливрейной
рукой, отворившей дверь, показались две особы женского пола: одна — большая,
в синем салопе с собольим воротником, другая — маленькая, вся закутанная
в зеленую шаль, из-под которой виднелись только маленькие ножки
в меховых
ботинках.
Соня остановилась
в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв о своем перекупленном из четвертых
рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых
ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она взяла с собой, и о смешной соломенной круглой шляпке с ярким огненного цвета пером.
И бабушка настояла, чтоб подали кофе. Райский с любопытством глядел на барыню, набеленную пудрой,
в локонах, с розовыми лентами на шляпке и на груди, значительно открытой, и
в ботинке пятилетнего ребенка, так что кровь от этого прилила ей
в голову. Перчатки были новые, желтые, лайковые, но они лопнули по швам, потому что были меньше
руки.
Федор Иваныч дрогнул: фельетон был отмечен карандашом. Варвара Павловна еще с большим уничижением посмотрела на него. Она была очень хороша
в это мгновенье. Серое парижское платье стройно охватывало ее гибкий, почти семнадцатилетний стан, ее тонкая, нежная шея, окруженная белым воротничком, ровно дышавшая грудь,
руки без браслетов и колец — вся ее фигура, от лоснистых волос до кончика едва выставленной
ботинки, была так изящна.