Неточные совпадения
— Позволь, Тимофей! С одной стороны, конечно, интеллигенты-практики, влагая свою энергию
в дело промышленности и проникая
в аппарат власти… с другой стороны, заветы недавнего
прошлого…
Затем, вспомнив покрасневший нос матери, он вспомнил ее фразы, которыми она
в прошлый его приезд на дачу обменялась с Варавкой, здесь, на террасе.
Потом этот дьявол заражает человека болезненными пороками, а истерзав его, долго держит
в позоре старости, все еще не угашая
в нем жажду любви, не лишая памяти о
прошлом, об искорках счастья, на минуты, обманно сверкавших пред ним, не позволяя забыть о пережитом горе, мучая завистью к радостям юных.
—
В России живет два племени: люди одного — могут думать и говорить только о
прошлом, люди другого — лишь о будущем и, непременно, очень отдаленном. Настоящее, завтрашний день, почти никого не интересует.
— Все, брат, как-то тревожно скучают, — сказал он, хмурясь, взъерошивая волосы рукою. — По литературе не видно, чтобы
в прошлом люди испытывали такую странную скуку. Может быть, это — не скука?
— Не сам, это — правильно; все друг у друга разуму учимся.
В прошлом годе жил тут объясняющий господин…
Клим смотрел на каменные дома, построенные Варавкой за двадцать пять лет, таких домов было десятка три,
в старом, деревянном городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый городок, обиталище чистенького и влюбленного
в прошлое историка Козлова.
— Господа! — кричал бритый. — «Тяжелый крест достался нам на долю!» Каждый из нас — раб, прикованный цепью
прошлого к тяжелой колеснице истории; мы — каторжники, осужденные на работу
в недрах земли…
А когда Самгин спрашивал женщину о ее
прошлом,
в глазах печально разгорался голубой огонек.
— Я — вроде анекдота, автор — неизвестен. Мать умерла, когда мне было одиннадцать лет, воспитывала меня «от руки» — помните Диккенса? — ее подруга, золотошвейка; тоже умерла
в прошлом году.
Самгину было уже совершенно безразлично — убил или не убивал Дронов полковника, это случилось где-то
в далеком
прошлом.
«Как это глубоко, исчерпывающе сказано: революцию хоронят! — думал он с благодарностью неведомому остроумцу. — Да, несут
в могилу
прошлое, изжитое. Это изумительное шествие — апофеоз общественного движения. И этот шлифующий шорох — не механическая работа ног, а разумнейшая работа истории».
— Забастовщики подкуплены жидами, это — дело ясное, и вот хоронили они — кого? А — как хоронили? Эдак-то
в прошлом году генерала Келлера не хоронили, а — герой был!
«Сотни людей увлекались этим», — попробовал он утешить себя, разрывая бумажки все более торопливо и мелко, а уничтожив эту связь свою с
прошлым, ногою примял клочки бумаги
в корзине и с удовольствием закурил папиросу.
Самгин постоял у двери на площадку, послушал речь на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и вышел на площадку
в холодный скрип и скрежет поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно оранжевая заря, и поезд заворачивал к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто поезд возвращает его далеко
в прошлое, к спорам отца, Варавки и суровой Марьи Романовны.
А вообще Самгин незаметно для себя стал воспринимать факты политической жизни очень странно: ему казалось, что все, о чем тревожно пишут газеты, совершалось уже
в прошлом. Он не пытался объяснить себе, почему это так? Марина поколебала это его настроение. Как-то, после делового разговора, она сказала...
— Что,
в прошлом году сильно бунтовали здесь?
Он слышал: террористы убили
в Петербурге полковника Мина, укротителя Московского восстания,
в Интерлакене стреляли
в какого-то немца, приняв его за министра Дурново, военно-полевой суд не сокращает количества революционных выступлений анархистов, — женщина
в желтом неутомимо и назойливо кричала, — но все, о чем кричала она, произошло
в прошлом, при другом Самгине. Тот, вероятно, отнесся бы ко всем этим фактам иначе, а вот этот окончательно не мог думать ни о чем, кроме себя и Марины.
—
В Европе промышленники внушают министрам руководящие идеи, а у нас — наоборот: у нас необходимость организации фабрикантов указана министром Коковцовым
в прошлом году-с!
«Оффенбах был действительно остроумен, превратив предисловие к «Илиаде»
в комедию. Следовало бы обработать
в серию легких комедий все наиболее крупные события истории культуры, чтоб люди перестали относиться к своему
прошлому подобострастно — как к его превосходительству…»
Насвистывая тихонько арию жреца из «Лакмэ», он сел к столу, развернул очередное «дело о взыскании», но, прикрыв глаза, погрузился
в поток воспоминаний о своем пестром
прошлом. Воспоминания развивались, как бы истекая из слов: «Чем я провинился пред собою, за что наказываю себя»?
Присев на диван
в большом зале, он закрыл утомленные глаза, соображая: чему можно уподобить сотни этих красочных напоминаний о
прошлом?
В эту минуту возврата
в прошлое Самгин впервые почувствовал нечто новое: как будто все, что память показывала ему, ожило вне его,
в тумане отдаленном, но все-таки враждебном ему.
Взгляд из
прошлого — снизу вверх — или из желаемого будущего — из гипотетического верхнего кольца спирали вниз,
в настоящее, — это,
в сущности, игра, догматизирующая мысли.
— Мы мало знаем друг друга и, насколько помню,
в прошлом не испытывали взаимной симпатии.
В прошлом году я с ним и компанией на охоту ездил, слышал, как он рассказывал родословную свою.
Тагильский
в прошлом — человек самоуверенный, докторально действующий цифрами, фактами или же пьяный циник.
В прошлом году я случайно узнал, что его третий раз отправили
в ссылку…
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами правой руки по книжке, продолжал: — Эта книжка озаглавлена «Исповедь человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай
в самом себе лабораторию и разлагай
в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт
прошлого». Он прочитал «Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все человечество слепо.
В продолжение минуты он честно поискал: нет ли
в прошлом чего-то, что Варвара могла бы поставить
в вину ему? Но — ничего не нашел.
Обвинитель воспользовался бы его
прошлым, а там — арест, тюрьма, участие
в Московском восстании, конечно, известное департаменту полиции.
— Наверно — хвастает, — заметил тощенький, остроносый студент Говорков, но вдруг вскочил и радостно закричал: — Подождите-ка! Да я же это письмо знаю. Оно к 907 году относится. Ну, конечно же. Оно еще
в прошлом году ходило, читалось…
— Как видите, о спокойствии нашем заботятся не только Рейнботы
в прошлом, но и Столыпин
в настоящем. Назначение махрового реакционера Касса
в министры народного просвещения…
Вспомнить об этом человеке было естественно, но Самгин удивился: как далеко
в прошлое отодвинулся Бердников, и как спокойно пренебрежительно вспомнилось о нем. Самгин усмехнулся и отступил еще дальше от
прошлого, подумав...
— Немецкие социалисты — наши учителя, — ворковал Шемякин, — уже
в прошлом году голосовали за новые налоги специально на вооружение…
Он подумал, что гимназия, а особенно — университет лишают этих людей своеобразия, а ведь,
в сущности, именно
в этом своеобразии языка, мысли, быта, во всем, что еще сохраняет
в себе отзвуки исторического
прошлого, именно
в этом подлинное лицо нации.
— Я не склонен преувеличивать заслуги Англии
в истории Европы
в прошлом, но теперь я говорю вполне уверенно: если б Англия не вступила
в бой за Францию, немцы уже разбили бы ее, грабили, зверски мучили и то же самое делали бы у вас… с вами.
— Да, да — я утверждаю: искусство должно быть аристократично и отвлеченно, — настойчиво говорил оратор. — Мы должны понять, что реализм, позитивизм, рационализм — это маски одного и того же дьявола — материализма. Я приветствую футуризм — это все-таки прыжок
в сторону от угнетающей пошлости
прошлого. Отравленные ею, наши отцы не поняли символизма…
— Ведьма, на пятой минуте знакомства, строго спросила меня: «Что не делаете революцию, чего ждете?» И похвасталась, что муж у нее только
в прошлом году вернулся из ссылки за седьмой год, прожил дома четыре месяца и скончался
в одночасье, хоронила его большая тысяча рабочего народа.