Неточные совпадения
Туго застегнутый
в длинненький, ниже колен, мундирчик, Дронов похудел, подобрал
живот и, гладко остриженный, стал похож на карлика-солдата. Разговаривая с Климом, он распахивал полы мундира, совал руки
в карманы, широко раздвигал
ноги и, вздернув розовую пуговку носа, спрашивал...
Варавка сидел небрежно развалив тело свое
в плетеном кресле, вытянув короткие
ноги, сунув руки
в карманы брюк, — казалось, что он воткнул руки
в живот свой.
— Ну, так что? — спросил Иноков, не поднимая головы. — Достоевский тоже включен
в прогресс и
в действительность. Мерзостная штука действительность, — вздохнул он, пытаясь загнуть
ногу к
животу, и, наконец, сломал ее. — Отскакивают от нее люди — вы замечаете это? Отлетают
в сторону.
В углу, откуда он пришел, сидел за столом такой же кругленький, как Тагильский, но пожилой, плешивый и очень пьяный бородатый человек с большим
животом, с длинными
ногами. Самгин поторопился уйти, отказавшись от предложения Тагильского «разделить компанию».
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла
в песню недобрые словечки, у нее, должно быть, был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея.
В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы
ног, сафьяновые сапоги его мягко скрипели, саблю он держал обеими руками, за эфес и за конец, поперек
живота; писатель, прижимаясь плечом к нему, ворчал...
Во сне Варвара была детски беспомощна, свертывалась
в маленький комок, поджав
ноги к
животу, спрятав руки под голову или под бок себе.
Кричавший стоял на парте и отчаянно изгибался, стараясь сохранить равновесие, на
ногах его были огромные ботики, обладавшие самостоятельным движением, — они съезжали с парты. Слова он произносил немного картавя и очень пронзительно. Под ним, упираясь
животом в парту, стуча кулаком по ней, стоял толстый человек, закинув голову так, что на шее у него образовалась складка, точно калач; он гудел...
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень
в шапке с наушниками,
в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив
ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий
живот, и закричал визгливым, женским голосом...
Открыв глаза, Самгин видел сквозь туман, что к тумбе прислонился, прячась, как зверушка, серый ботик Любаши, а опираясь спиной о тумбу, сидит, держась за
живот руками, прижимая к нему шапку, двигая черной валяной
ногой, коротенький человек,
в мохнатом пальто; лицо у него тряслось, вертелось кругами, он четко и грустно говорил...
Крепко стиснув зубы, Самгин молчал, — ему хотелось ударить фельдшера
ногой в живот, но тот встал, сказав...
— Пращев исповедовался, причастился, сделал все распоряжения, а утром к его
ногам бросилась жена повара, его крепостная, за нею гнался [повар] с ножом
в руках. Он вонзил нож не
в жену, а
в живот Пращева, от чего тот немедленно скончался.
— Что ты — спал? — хрипло спросил Дронов, задыхаясь, кашляя; уродливо толстый, с выпученным
животом, он, расстегивая пальто, опустив к
ногам своим тяжелый пакет, начал вытаскивать из карманов какие-то свертки, совать их
в руки Самгина. — Пища, — объяснил он, вешая пальто. — Мне эта твоя толстая дурында сказала, что у тебя ни зерна нет.
Неточные совпадения
Беден, нечесан Калинушка, // Нечем ему щеголять, // Только расписана спинушка, // Да за рубахой не знать. // С лаптя до ворота // Шкура вся вспорота, // Пухнет с мякины
живот. // Верченый, крученый, // Сеченый, мученый, // Еле Калина бредет: //
В ноги кабатчику стукнется, // Горе потопит
в вине. // Только
в субботу аукнется // С барской конюшни жене…
Васенька, лежа на
животе и вытянув одну
ногу в чулке, спал так крепко, что нельзя было от него добиться ответа.
Мышцы задних и передних
ног не были особенно крупны; но зато
в подпруге лошадь была необыкновенно широкая, что особенно поражало теперь, при ее выдержке и поджаром
животе.
А если рассказывают и поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые
ноги, грубые, как урчание
в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом…
В праздники он обыкновенно стоит где-нибудь на перекрестке,
в пиджаке поверх красной рубахи, выпятив вперед
живот и расставив
ноги.