Неточные совпадения
Вообще дядя
был как-то пугающе случайным и чужим, в столовой мебель потеряла при нем свой солидный вид, поблекли картины, многое, отяжелев, сделалось
лишним и стесняющим.
В его крепко слаженных фразах совершенно отсутствовали любимые русскими
лишние слова, не
было ничего цветистого, никакого щегольства, и
было что-то как бы старческое, что не шло к его звонкому голосу и твердому взгляду бархатных глаз.
Клим пораженно провожал глазами одну из телег. На нее
был погружен
лишний человек, он лежал сверх трупов, аккуратно положенных вдоль телеги, его небрежно взвалили вкось, почти поперек их, и он высунул из-под брезента голые, разномерные руки; одна
была коротенькая, торчала деревянно и растопырив пальцы звездой, а другая — длинная, очевидно, сломана в локтевом сгибе; свесившись с телеги, она свободно качалась, и кисть ее, на которой не хватало двух пальцев,
была похожа на клешню рака.
Но не это сходство
было приятно в подруге отца, а сдержанность ее чувства, необыкновенность речи, необычность всего, что окружало ее и, несомненно,
было ее делом, эта чистота, уют, простая, но красивая, легкая и крепкая мебель и ярко написанные этюды маслом на стенах. Нравилось, что она так хорошо и, пожалуй, метко говорит некролог отца. Даже не показалось
лишним, когда она, подумав, покачав головою, проговорила тихо и печально...
«Мелочно это и глупо», — думал он и думал, что две-три тысячи рублей
были бы не
лишними для него и что он тоже мог бы поехать за границу.
— Нам известно о вас многое, вероятно — все! — перебил жандарм, а Самгин, снова чувствуя, что сказал
лишнее, мысленно одобрил жандарма за то, что он помешал ему. Теперь он видел, что лицо офицера так необыкновенно подвижно, как будто основой для мускулов его служили не кости, а хрящи: оно, потемнев еще более, все сдвинулось к носу, заострилось и
было бы смешным, если б глаза не смотрели тяжело и строго. Он продолжал, возвысив голос...
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их
было так много, что город казался не русским, а церкви —
лишними в нем.
У него незаметно сложилось странное впечатление: в России бесчисленно много
лишних людей, которые не знают, что им делать, а может
быть, не хотят ничего делать. Они сидят и лежат на пароходных пристанях, на станциях железных дорог, сидят на берегах рек и над морем, как за столом, и все они чего-то ждут. А тех людей, разнообразным трудом которых он восхищался на Всероссийской выставке, тех не
было видно.
Через несколько дней Самгин одиноко сидел в столовой за вечерним чаем, думая о том, как много в его жизни
лишнего, изжитого. Вспомнилась комната, набитая изломанными вещами, — комната, которую он неожиданно открыл дома,
будучи ребенком. В эти невеселые думы тихо, точно призрак, вошел Суслов.
Самгин постоял в саду часа полтора и убедился, что средний городской обыватель чего-то побаивается, но обезьянье любопытство заглушает его страх. О политическом значении события эти люди почти не говорят, может
быть, потому, что не доверяют друг другу, опасаются сказать
лишнее.
«Здесь все это
было бы
лишним, даже — фальшивым, — решил он. — Никакая иная толпа ни при каких иных условиях не могла бы создать вот этого молчания и вместе с ним такого звука, который все зачеркивает, стирает, шлифует все шероховатости».
— Должно
быть, схулиганил кто-нибудь, — виновато сказал Митрофанов. — А может, захворал. Нет, — тихонько ответил он на осторожный вопрос Самгина, — прежним делом не занимаюсь. Знаете, — пред лицом свободы как-то уж недостойно мелких жуликов ловить. Праздник, и все
лишнее забыть хочется, как в прощеное воскресенье. Притом я попал в подозрение благонадежности, меня, конечно, признали недопустимым…
Закрыв один глаз, другим он задумчиво уставился в затылок Насти. Самгин понял, что он —
лишний, и вышел на двор. Там Николай заботливо подметал двор новой метлой; давно уже он не делал этого. На улице
было тихо, но в морозном воздухе огорченно звенел голос Лаврушки.
Он встал, подошел к двери, повернул ключ в замке, посмотрел на луну, — ярко освещая комнату, она
была совершенно
лишней, хотелось погасить ее.
— Да, революция — кончена! Но — не
будем жаловаться на нее, — нам, интеллигенции, она принесла большую пользу. Она счистила, сбросила с нас все то
лишнее, книжное, что мешало нам жить, как ракушки и водоросли на киле судна мешают ему плавать…
Так она говорила минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее
были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь
лишних слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она своими словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам не мог бы выразить их так просто и веско.
— Как везде, у нас тоже
есть случайные и
лишние люди. Она — от закавказских прыгунов и не нашего толка. Взбалмошная. Об йогах книжку пишет, с восточными розенкрейцерами знакома будто бы. Богатая. Муж — американец, пароходы у него. Да, — вот тебе и Фимочка! Умирала, умирала и вдруг — разбогатела…
— Попробуйте это вино. Его присылает мне из Прованса мой дядя. Это — чистейшая кровь нашего южного солнца. У Франции
есть все и — даже
лишнее: Эйфелева башня. Это сказал Мопассан. Бедняга! Венера
была немилостива к нему.
«Московский, первой гильдии,
лишний человек». Россия, как знаешь, изобилует
лишними людями.
Были из дворян
лишние, те — каялись, вот — явились кающиеся купцы. Стреляются. Недавно в Москве трое сразу — двое мужчин и девица Грибова. Все — богатых купеческих семей. Один — Тарасов — очень даровитый. В массе буржуазия наша невежественна и как будто не уверена в прочности своего бытия. Много нервнобольных.
— Я в прихожей подслушивал, о чем вы тут… И осматривал карманы пальто. У меня перчатки вытащили и кастет. Кастет — уже второй. Вот и вооружайся. Оба раза кастеты в Думе украли, там в раздевалке, должно
быть, осматривают карманы и
лишнее — отбирают.
Клим Иванович обставлял свое жилище одинокого человека не торопясь, осмотрительно и солидно: нужно иметь вокруг себя все необходимое и — чтобы не
было ничего
лишнего.
«Мне следует освободить память мою от засоренности книжной… пылью. Эта пыль радужно играет только в лучах моего ума. Не вся, конечно. В ней
есть крупицы истинно прекрасного. Музыка слова — ценнее музыки звука, действующей на мое чувство механически, разнообразием комбинаций семи нот. Слово прежде всего — оружие самозащиты человека, его кольчуга, броня, его меч, шпага.
Лишние фразы отягощают движение ума, его игру. Чужое слово гасит мою мысль, искажает мое чувство».