Неточные совпадения
И вдруг неожиданно суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания,
вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за ними иду вокруг света! Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды
юности, сама
юность воротилась ко мне. Скорей, скорей в путь!
…
Вспоминая времена нашей
юности, всего нашего круга, я не помню ни одной истории, которая осталась бы на совести, которую было бы стыдно
вспомнить. И это относится без исключения ко всем нашим друзьям.
Конечно, и Чаадаев, о котором в связи с Английским клубом
вспоминает Герцен в «Былом и думах», был бельмом на глазу, но исключить его было не за что, хотя он тоже за свои сочинения был объявлен сумасшедшим, — но это окончилось благополучно, и Чаадаев неизменно, от
юности до своей смерти 14 апреля 1856 года, был членом клуба и, по преданиям, читал в «говорильне» лермонтовское стихотворение на смерть Пушкина. Читал — а его слушали «ничтожные потомки известной подлостью прославленных отцов…».
Нравы в чиновничьей среде того времени были простые. Судейские с величайшим любопытством расспрашивали нас о подробностях этой сцены и хохотали. Не могу
вспомнить, чтобы кто-нибудь считал при этом себя или Крыжановского профессионально оскорбленным. Мы тоже смеялись.
Юность недостаточно чутка к скрытым драмам; однажды мы даже сочинили общими усилиями юмористическое стихотворение и подали его Крыжановскому в виде деловой бумаги. Начиналось оно словами:
Он
вспомнил, как во дни его
юности его вывели mit Skandal und Trompeten, [со скандалом и шумом] из заведения Марцинкевича, и не мог прийти в себя от сердечной боли, узнав, что тот же самый прием допущен мосьИ Кобе (chef de suretИ, [начальник охранной полиции] он же и позитивист) относительно отцов «реколлетов» 56.