Неточные совпадения
— Ты что не играешь? — наскакивал на Клима во время перемен Иван Дронов, раскаленный докрасна, сверкающий, счастливый. Он действительно шел в рядах первых учеников класса и первых шалунов всей гимназии, казалось, что он торопится сыграть все игры, от которых его оттолкнули Туробоев и Борис Варавка.
Возвращаясь из гимназии с Климом и Дмитрием, он самоуверенно посвистывал, бесцеремонно высмеивая неудачи братьев, но нередко спрашивал Клима...
Но как только дети
возвратились, Борис, пожав руку Клима и не выпуская ее
из своих крепких пальцев, насмешливо сказал...
— Да, да, эти люди, которым история приказала подать в отставку,
возвращаются понемногу «
из дальних странствий». У меня в конторе служат трое таких. Должен признать, что они хорошие работники…
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна глазами чужого. Выходил он
из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы,
возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Клим спросил, давно ли он
возвратился из Москвы, поступил ли в университет, — Макаров пощупал карман брюк своих и ответил негромко...
Разгорячась, он сказал брату и то, о чем не хотел говорить: как-то ночью,
возвращаясь из театра, он тихо шагал по лестнице и вдруг услыхал над собою, на площадке пониженные голоса Кутузова и Марины.
Вытряхивая пыль
из бороды, Варавка сказал Климу, что мать просит его завтра же вечером
возвратиться в город.
Лидию он встретил на другой день утром, она шла в купальню, а он, выкупавшись,
возвращался на дачу. Девушка вдруг встала пред ним, точно опустилась
из воздуха. Обменявшись несколькими фразами о жарком утре, о температуре воды, она спросила...
— Прошло месяца два,
возвратился он
из Парижа, встретил меня на улице, зовет: приходите, мы с женой замечательную вещь купили!
Из поездок Самгин
возвращался уравновешенным.
Самгин слушал его все более внимательно и серьезно, чувствуя в Митрофанове нечто крепкое и успокаивающее.
Возвращаясь из поездок, он передавал ему свои впечатления и с удовольствием выслушивал образную речь...
Самгины пошли к Омону, чтоб посмотреть дебют Алины Телепневой; она недавно
возвратилась из-за границы, где, выступая в Париже и Вене, увеличила свою славу дорогой и безумствующей женщины анекдотами, которые вызывали возмущение знатоков и любителей морали.
Утомленный унылым однообразием пейзажа, Самгин дремотно и расслабленно подпрыгивал в бричке, мысли
из него вытрясло, лишь назойливо вспоминался чей-то невеселый рассказ о человеке, который, после неудачных попыток найти в жизни смысл,
возвращается домой, а дома встречает его еще более злая бессмыслица.
Изложив свои впечатления в первый же день по приезде, она уже не
возвращалась к ним, и скоро Самгин заметил, что она сообщает ему о своих делах только
из любезности, а не потому, что ждет от него участия или советов. Но он был слишком занят собою, для того чтоб обижаться на нее за это.
— Ты, конечно, знаешь: в деревнях очень беспокойно,
возвратились солдаты
из Маньчжурии и бунтуют, бунтуют! Это — между нами, Клим, но ведь они бежали, да, да! О, это был ужас! Дядя покойника мужа, — она трижды, быстро перекрестила грудь, — генерал, участник турецкой войны, георгиевский кавалер, — плакал! Плачет и все говорит: разве это возможно было бы при Скобелеве, Суворове?
И, как всякий человек в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою реальность. Люди шли очень быстро, небольшими группами, и, должно быть, одни
из них знали, куда они идут, другие шли, как заплутавшиеся, — уже раза два Самгин заметил, что, свернув за угол в переулок, они тотчас
возвращались назад. Он тоже невольно следовал их примеру. Его обогнала небольшая группа, человек пять; один
из них курил, папироса вспыхивала часто, как бы в такт шагам; женский голос спросил тоном обиды...
— Шведская королева Ульрика-Элеонора скончалась в загородном своем замке и лежала во гробе. В полдень
из Стокгольма приехала подруга ее, графиня Стенбок-Фермор и была начальником стражи проведена ко гробу. Так как она слишком долго не
возвращалась оттуда, начальник стражи и офицеры открыли дверь, и — что же представилось глазам их?
— Вот — собака! — радостно шепнул Фроленков. Клим Иванович Самгин выскользнул из-за его спины и,
возвращаясь в комнату, подумал...
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса,
возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Он сильно старел, на скуластом лице, около ушей, на висках явились морщины, под глазами набухли сизые мешки, щеки, еще недавно толстые, тугие, — жидко тряслись.
Из Ярославля он
возвратился мрачный.
Неточные совпадения
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один
из чертей вылез
из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно
возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел
из себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Грустилов
возвратился домой усталый до изнеможения; однако ж он еще нашел в себе достаточно силы, чтобы подписать распоряжение о наипоспешнейшей высылке
из города аптекаря Зальцфиша.
Начал и город понемногу
возвращаться в свои логовища
из вынужденного лагеря; но ненадолго.
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой. Потом поехала в казармы и
из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога.
Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.