Неточные совпадения
В ответ ему девушка пошевелила бровями и быстро пошла прочь,
взяв Клима под
руку.
Клим зажег свечу,
взял в правую
руку гимнастическую гирю и пошел
в гостиную, чувствуя, что ноги его дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что
в инструменте — мышь, осторожно положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
У стола
в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно брала
в руки вещи, книги и обтирала их тряпкой. Прежде чем
взять вещь, она вежливо кивала головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или книга были живые и хрупкие, как цыплята. Когда Клим вошел
в комнату, она зашипела на него...
Пошли.
В столовой Туробоев жестом фокусника снял со стола бутылку вина, но Спивак
взяла ее из
руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел
в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
— Странный город, — говорила Спивак,
взяв Клима под
руку и как-то очень осторожно шагая по дорожке сада. — Такой добродушно ворчливый. Эта воркотня — первое, что меня удивило, как только я вышла с вокзала. Должно быть, скучно здесь, как
в чистилище. Часто бывают пожары? Я боюсь пожаров.
Два парня
в новых рубахах, сшитых как будто из розовой жести, похожие друг на друга, как два барана, остановились у крыльца, один из них посмотрел на дачников, подошел к слепой,
взял ее за
руку и сказал непреклонно...
—
Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся
в его
руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
Папиросницей восхищались. Клим тоже
взял ее
в руки, она была сделана из корневища можжевельника, на крышке ее мастер искусно вырезал маленького чертика, чертик сидел на кочке и тонкой камышинкой дразнил цаплю.
— Нет, подожди! — продолжал Дмитрий умоляющим голосом и нелепо разводя
руками. — Там — четыре, то есть пять тысяч.
Возьми половину, а? Я должен бы отказаться от этих денег
в пользу Айно… да, видишь ли, мне хочется за границу, надобно поучиться…
— Неужели возможна серьезная политическая партия, которая способна будет организовать интеллигенцию,
взять в свои
руки студенческое и рабочее движение и отмести прочь болтунов, истериков, анархистов?
Плясать кончили, публика неистово кричала, аплодировала, китаец,
взяв русалку под
руку, вел ее
в буфет, где тоже орали, как на базаре, китаец заглядывал
в лицо Варвары, шептал ей что-то, лицо его нелепо расширялось, таяло, улыбался он так, что уши передвинулись к затылку. Самгин отошел
в угол, сел там и, сняв маску, спрятал ее
в карман.
Самгин
взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал на зеркало, и
в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными пятнами на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим пятном. Сидела Варвара, подняв
руки, держась за спинку стула, вскинув голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
На
руке своей Клим ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали, казалось — они выпрыгнут из глазниц. Лучше бы она закрыла их. Самгин вышел
в темную столовую,
взял с буфета еще не совсем остывший самовар, поставил его у кровати Варвары и, не взглянув на нее, снова ушел
в столовую, сел у двери.
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до
руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал.
В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она,
взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Поставив Клима впереди себя, он растолкал его телом студентов, а на свободном месте
взял за
руку и повел за собою. Тут Самгина ударили чем-то по голове. Он смутно помнил, что было затем, и очнулся, когда Митрофанов с полицейским усаживали его
в сани извозчика.
Но, когда пришла Варвара и, взглянув на него, обеспокоенно спросила: что с ним? — он,
взяв ее за
руку, усадил на диван и стал рассказывать
в тоне шутливом, как бы не о себе. Он даже привел несколько фраз своей речи, обычных фраз, какие говорятся на студенческих митингах, но тотчас же смутился, замолчал.
Погасив недокуренную папиросу, она встала,
взяла мужа под
руку и пошла
в ногу с ним.
Любаша вдруг выскочила из кресла, шагнула и, взмахнув
руками, точно бросаясь
в воду, повалилась; если б Самгин не успел поддержать ее, она бы с размаха ударилась о́ пол лицом. Варвара и Татьяна
взяли ее под
руки и увели.
Взяв его под
руку и тяжело опираясь на нее, она с подозрительной осторожностью прошла
в кабинет, усадила мужа на диван и даже подсунула за спину его подушку.
— Тебя, конечно, — ответила Варвара, как будто она давно ожидала именно этого вопроса.
Взяв из его
руки папиросу, она закурила и прилегла
в позе одалиски с какой-то картины, опираясь локтем о его колено, пуская
в потолок струйки дыма.
В этой позе она сказала фразу, не раз читанную Самгиным
в романах, — фразу, которую он нередко слышал со сцены театра...
Она тотчас пришла.
В сером платье без талии, очень высокая и тонкая,
в пышной шапке коротко остриженных волос, она была значительно моложе того, как показалась на улице. Но капризное лицо ее все-таки сильно изменилось, на нем застыла какая-то благочестивая мина, и это делало Лидию похожей на английскую гувернантку, девицу, которая уже потеряла надежду выйти замуж. Она села на кровать
в ногах мужа,
взяла рецепт из его
рук, сказав...
Один из штатских, тощий, со сплюснутым лицом и широким носом, сел рядом с Самгиным,
взял его портфель, взвесил на
руке и, положив портфель
в сетку, протяжно, воющим звуком, зевнул. Старичок с медалью заволновался, суетливо закрыл окно, задернул занавеску, а усатый спросил гулко...
— Отпусти человека, — сказал рабочему старик
в нагольном полушубке. — Вы, господин, идите, что вам тут? — равнодушно предложил он Самгину,
взяв рабочего за
руки. — Оставь, Миша, видишь — испугался человек…
Выпив рюмку, она быстро побежала
в прихожую, а Телепнева,
взяв Самгина под
руку, сказала ему не очень тихо...
И,
взяв его под
руку, привел
в темную комнатку, с одним окном, со множеством стеклянной посуды на полках и
в шкафах.
— Пушка — инструмент, кто его
в руки возьмет, тому он и служит, — поучительно сказал Яков, закусив губу и натягивая на ногу сапог; он встал и, выставив ногу вперед, критически посмотрел на нее. — Значит, против нас двинули царскую гвардию, при-виле-ги-ро-ванное войско, — разломив длинное слово, он усмешливо взглянул на Клима. — Так что… — тут Яков какое-то слово проглотил, — так что, любезный хозяин, спасибо и не беспокойтесь: сегодня мы отсюда уйдем.
— Ой, как тебя ушибло! На, выпей скорее… И возьми-ко себя
в руки… Хорошо, что болвана Мишки нет, побежал туда, а то бы… Он с фантазией. Ну, довольно, Клим, сядь!
И необходимо
взять себя
в руки.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю
в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой
руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет
в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
И вообще, брат, они так настроены, что если
возьмут власть
в свои
руки…
— Взяточку, — слышите, Аннушка? Взяточку просят, — с радостью воскликнул Ястребов. — Значит, дело
в шляпе! — И, щелкнув пальцами, он засмеялся сконфуженно, немножко пискливо. Захарий
взял его под
руку и увел куда-то за дверь, а девица Обоимова, с неизменной улыбкой покачав головой, сказала Самгину...
— Ну — вас не обманешь! Верно, мне — стыдно, живу я, как скот. Думаете, — не знаю, что голуби — ерунда? И девки — тоже ерунда. Кроме одной, но она уж наверное — для обмана! Потому что — хороша! И может меня
в руки взять. Жена была тоже хороша и — умная, но — тетка умных не любит…
— Ты понимаешь, Клим,
в мире так одиноко, — начала она. Самгин
взял ее
руку, поцеловал и заговорил ласково, как только мог.
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не
взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не
в ладу, не
в ладу сама с собой, — продолжала она,
взяв Клима под
руку и выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают,
в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал
руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя
в мутно-серую пустоту за окном, над крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и
взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
Не ожидая согласия, он
взял Самгина под
руку, усадил
в санки, посоветовал...
Освобожденный стол тотчас же заняли молодцеватый студент, похожий на переодетого офицера, и скромного вида человек с жидкой бородкой, отдаленно похожий на портреты Антона Чехова
в молодости. Студент
взял карту кушаний
в руки, закрыл ею румяное лицо, украшенное золотистыми усиками, и сочно заговорил, как бы читая по карте...
Весь он стал какой-то пузырчатый, вздутый живот его, точно живот Бердникова, упирался
в край стола, и когда учителю нужно было
взять что-нибудь, он приподнимался на стуле, живот мешал
рукам, укорачивал.
Вспомнил, как, положив
руку на грудь ее, он был обескуражен ее спокойным и смешным вопросом: «Что вас там интересует?» Вспомнил, как
в другой раз она сама неожиданно
взяла его
руку и, посмотрев на ладонь, сказала...
Мне нужно
взять себя
в руки», — решил Клим Иванович Самгин, чувствуя, что время скользит мимо его с такой быстротой, как будто все, наполняющее его, катилось под гору.
Тагильский пошевелился
в кресле, но не встал, а Дронов,
взяв хозяина под
руку, отвел его
в столовую, где лампа над столом освещала сердито кипевший, ярко начищенный самовар, золотистое вино
в двух бутылках, стекло и фарфор посуды.
Будто
в ту пору дедушка его протянул
руку, чтобы Константинополь
взять, а немцы — не дали.
— Постой, погоди! — веселым голосом попросил Осип, плавно поводя
рукою в воздухе. — Ну, а если
взять человека
в пределах краткой жизни, тогда — как? Кто он будет? Вот некоторые достоверно говорят, что, дескать, люди — хозяева на земле…
— Стойте, братцы! Достоверно говорю: я
в начальство вам не лезу, этого мне не надо, у меня имеется другое направление… И давайте прекратим посторонний разговор.
Возьмем дело
в руки.
— У них такая думка, чтоб всемирный народ, крестьянство и рабочие,
взяли всю власть
в свои
руки. Все люди: французы, немцы, финлянцы…
Подошла дама
в золотых очках,
взяла его под
руку и молча повела куда-то.
Взял коробку из
рук Самгина, двумя спичками тщательно раскурил трубку, а коробку сунул
в карман штанов.
К маленькому оратору подошла высокая дама и, опираясь
рукою о плечо, изящно согнула стан, прошептала что-то
в ухо ему, он встал и,
взяв ее под
руку, пошел к офицеру. Дронов, мигая, посмотрев вслед ему, предложил...