Неточные совпадения
Клим впервые видел так близко и в такой массе народ, о котором он с детства столь много слышал
споров и читал десятки печальных
повестей о его трудной жизни.
Они не кричали, не
спорили, а
вели серьезные беседы по вопросам политической экономии, науки мало знакомой и не любимой Самгиным.
Наполненное шумом газет,
спорами на собраниях, мрачными
вестями с фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно, дни перескакивали через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди на улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
— Ведь я тебе говорил, что я не имею предрассудков, — пробормотал Василий Иванович (он только накануне
велел спороть красную ленточку с сюртука) и принялся рассказывать эпизод чумы. — А ведь он заснул, — шепнул он вдруг Аркадию, указывая на Базарова и добродушно подмигнув. — Евгений! вставай! — прибавил он громко: — Пойдем обедать…
В прежнее время библиографы наши подбирали факты ничтожные,
вели споры об обстоятельствах пустых, занимались часто решением вопросов, ни к чему не ведущих.
Подошел Марко Данилыч к тем совопросникам, что с жаром, увлеченьем
вели спор от Писания. Из них молодой поповцем оказался, а пожилой был по спасову согласию и держался толка дрождников, что пекут хлебы на квасной гуще, почитая хмелевые дрожди за греховную скверну.
Чудесный рассказ «Тени», где Сократ
ведет спор с Зевсом и остается победителем, написан Короленко в Крыму, под впечатлением крымской природы. Там ему попали в руки два тома сочинений Платона в переводе Карпова. Платон сильно увлек его.
Мы во всю мочь спорили, очень сильно напирая на то, что у немцев железная воля, а у нас ее нет — и что потому нам, слабовольным людям, с немцами опасно спорить — и едва ли можно справиться. Словом, мы
вели спор, самый в наше время обыкновенный и, признаться сказать, довольно скучный, но неотвязный.
Неточные совпадения
Молчим: тут
спорить нечего, // Сам барин брата старосты // Забрить бы не
велел, // Одна Ненила Власьева // По сыне горько плачется, // Кричит: не наш черед!
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога
вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не
спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Мой бедный Ленский! за могилой // В пределах вечности глухой // Смутился ли, певец унылый, // Измены
вестью роковой, // Или над Летой усыпленный // Поэт, бесчувствием блаженный, // Уж не смущается ничем, // И мир ему закрыт и нем?.. // Так! равнодушное забвенье // За гробом ожидает нас. // Врагов, друзей, любовниц глас // Вдруг молкнет. Про одно именье // Наследников сердитый хор // Заводит непристойный
спор.
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал,
спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и
вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
Все это такие мелочи, о которых странно бы было
спорить, если б они не
вели за собой довольно важных последствий.