Неточные совпадения
Макаров находил, что в этом
человеке есть что-то напоминающее кормилицу, он так часто говорил это, что и Климу стало казаться — да, Степа, несмотря на его
бороду, имеет какое-то сходство с грудастой бабой, обязанной молоком своим кормить чужих детей.
Студент университета, в длинном, точно кафтан, сюртуке, сероглазый, с мужицкой, окладистой
бородою, стоял среди комнаты против щеголевато одетого в черное стройного
человека с бледным лицом; держась за спинку стула и раскачивая его,
человек этот говорил с подчеркнутой любезностью, за которой Клим тотчас услышал иронию...
Из облака радужной пыли выехал бородатый извозчик, товарищи сели в экипаж и через несколько минут ехали по улице города, близко к панели. Клим рассматривал
людей; толстых здесь больше, чем в Петербурге, и толстые, несмотря на их
бороды, были похожи на баб.
— Портрет над роялем — это ваш отчим? У него
борода очень богатого
человека.
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой
бородой и застывшей в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой
бородой. Бесшумно явилась молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще
человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся
человек сказал кому-то...
Через час он шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого
человека с красной лентой на шее и яичным желтком медали в
бороде, другое — румяной женщины с бровями в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Пьет да ест Васяга, девок портит,
Молодым парням — гармоньи дарит,
Стариков — за
бороды таскает,
Сам орет на всю калуцку землю:
— Мне — плевать на вас, земные
люди.
Я хочу — грешу, хочу — спасаюсь!
Все равно: мне двери в рай открыты,
Мне Христос приятель закадышный!
Человек с оборванной
бородой и синим лицом удавленника шагал, положив правую руку свою на плечо себе, как извозчик вожжи, левой он поддерживал руку под локоть; он, должно быть, говорил что-то, остатки
бороды его тряслись.
Почти ежедневно, вечерами, столовую наполняли новые для Клима
люди, и, размахивая короткими руками, играя седеющей
бородой, Варавка внушал им...
Странно и обидно было видеть, как чужой
человек в мундире удобно сел на кресло к столу, как он выдвигает ящики, небрежно вытаскивает бумаги и читает их, поднося близко к тяжелому носу, тоже удобно сидевшему в густой и, должно быть, очень теплой
бороде.
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах
борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью — большая фотография лысого, усатого
человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к двери, а Клим, оставшись в комнате, глядя в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил с маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная
борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным
человеком. Это — так.
Самгин молча отстранил его. На подоконнике сидел, покуривая, большой
человек в полумаске, с широкой, фальшивой
бородой; на нем костюм средневекового цехового мастера, кожаный передник; это делало его очень заметным среди пестрых фигур. Когда кончили танцевать и китаец бережно усадил Варвару на стул,
человек этот нагнулся к ней и, придерживая
бороду, сказал...
Кутузов, со стаканом вина в руке, смеялся, закинув голову, выгнув кадык, и под его фальшивой
бородой Клим видел настоящую. Кутузов сказал, должно быть, что-то очень раздражившее
людей, на него кричали несколько
человек сразу и громче всех —
человек, одетый крестьянином.
Он сильно поседел, снова отрастил три
бороды и длинные волосы; похудевшее лицо его снова стало лицом множества русских, суздальских
людей.
Среди них особенно заметен был молчаливостью высокий, тощий Редозубов,
человек с длинным лицом, скрытым в седоватой
бороде, которая, начинаясь где-то за ушами, росла из-под глаз, на шее и все-таки казалась фальшивой, так же как прямые волосы, гладко лежавшие на его черепе, вызывали впечатление парика.
Самгин, не ответив, смотрел, как двое мужиков ведут под руки какого-то бородатого, в длинной, ниже колен, холщовой рубахе; бородатый, упираясь руками в землю, вырывался и что-то говорил, как видно было по движению его
бороды, но голос его заглушался торжествующим визгом
человека в красной рубахе, подскакивая, он тыкал кулаком в шею бородатого и орал...
Он
человек среднего роста, грузный, двигается осторожно и почти каждое движение сопровождает покрякиванием. У него, должно быть, нездоровое сердце, под добрыми серого цвета глазами набухли мешки. На лысом его черепе, над ушами, поднимаются, как рога, седые клочья, остатки пышных волос;
бороду он бреет; из-под мягкого носа его уныло свисают толстые, казацкие усы, под губою — остренький хвостик эспаньолки. К Алексею и Татьяне он относится с нескрываемой, грустной нежностью.
Освещая стол, лампа оставляла комнату в сумраке, наполненном дымом табака; у стены, вытянув и неестественно перекрутив длинные ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся, глядя в пол, рядом — Алексей Гогин и
человек в поддевке и смазных сапогах, похожий на извозчика; вспыхнувшая в углу спичка осветила курчавую
бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
— Революция — не завтра, — ответил Кутузов, глядя на самовар с явным вожделением, вытирая
бороду салфеткой. — До нее некоторые, наверное, превратятся в
людей, способных на что-нибудь дельное, а большинство — думать надо — будет пассивно или активно сопротивляться революции и на этом — погибнет.
Через час он сидел в маленькой комнатке у постели, на которой полулежал обложенный подушками бритоголовый
человек с черной
бородой, подстриженной на щеках и раздвоенной на подбородке белым клином седых волос.
В купе вагона, кроме Самгина, сидели еще двое: гладенький старичок в поддевке, с большой серебряной медалью на шее, с розовым личиком, спрятанным в седой
бороде, а рядом с ним угрюмый усатый
человек с большим животом, лежавшим на коленях у него.
Самгин осторожно оглянулся. Сзади его стоял широкоплечий, высокий
человек с большим, голым черепом и круглым лицом без
бороды, без усов. Лицо масляно лоснилось и надуто, как у больного водянкой, маленькие глаза светились где-то посредине его, слишком близко к ноздрям широкого носа, а рот был большой и без губ, как будто прорезан ножом. Показывая белые, плотные зубы, он глухо трубил над головой Самгина...
Драка пред магазином продолжалась не более двух-трех минут, демонстрантов оттеснили, улица быстро пустела; у фонаря, обняв его одной рукой, стоял ассенизатор Лялечкин, черпал котелком воздух на лицо свое; на лице его были видны только зубы; среди улицы столбом стоял слепец Ермолаев, разводя дрожащими руками, гладил бока свои, грудь, живот и тряс
бородой; напротив, у ворот дома, лежал гимназист, против магазина, головою на панель, растянулся
человек в розовой рубахе.
Свалив солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял
человек в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая
борода холодно щекотала ухо Самгина.
Клим Самгин замедлил шаг, оглянулся, желая видеть лицо
человека, сказавшего за его спиною нужное слово; вплоть к нему шли двое: коренастый, плохо одетый старик с окладистой
бородой и угрюмым взглядом воспаленных глаз и
человек лет тридцати, небритый, черноусый, с большим носом и веселыми глазами, тоже бедно одетый, в замазанном, черном полушубке, в сибирской папахе.
Самгин осторожно выглянул за угол; по площади все еще метались трое
людей, мальчик оторвался от старика и бежал к Александровскому училищу, а старик, стоя на одном месте, тыкал палкой в землю и что-то говорил, — тряслась
борода.
Обыкновенно
люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая
борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и очень блестящие.
На лестницу вбежали двое молодых
людей с корзиной цветов, навстречу им двигалась публика, —
человек с широкой седой
бородой, одетый в поддевку, говорил...
Рядом с Мариной — Кормилицын, писатель по вопросам сектантства,
человек с большой седоватой
бородой на мягком лице женщины, — лицо его всегда выражает уныние одинокой, несчастной вдовы; сходство с женщиной добавляется его выгнутой грудью.
Самгин взглянул в неряшливую серую
бороду на бледном, отечном лице и сказал, что не имеет времени, просит зайти в приемные часы.
Человек ткнул пальцем в свою шапку и пошел к дверям больницы, а Самгин — домой, определив, что у этого
человека, вероятно, мелкое уголовное дело.
Человек явился к нему ровно в четыре часа, заставив Самгина подумать...
Был он
человек длинный, тощий, угрюмый, горбоносый, с большой
бородой клином, имел что-то общее с голенастой птицей, одноглазие сделало шею его удивительно вертлявой, гибкой, он почти непрерывно качал головой и был знаменит тем, что изучил все карточные игры Европы.
Из прихожей появился Ногайцев, вытирая
бороду платком, ласковые глаза его лучисто сияли, за ним важно следовал длинноволосый
человек, туго застегнутый в черный сюртук, плоскогрудый и неестественно прямой. Ногайцев тотчас же вытащил из кармана бумажник, взмахнул им и объявил...
— Ну да, — с вашей точки,
люди или подлецы или дураки, — благодушным тоном сказал Ногайцев, но желтые глаза его фосфорически вспыхнули и
борода на скулах ощетинилась. К нему подкатился Дронов с бутылкой в руке, на горлышке бутылки вверх дном торчал и позванивал стакан.
В прихожей надевал пальто
человек с костлявым, аскетическим лицом, в черной
бороде, пальто было узко ему. Согнувшись, он изгибался и покрякивал, тихонько чертыхаясь.
Все, кроме Елены. Буйно причесанные рыжие волосы, бойкие, острые глаза, яркий наряд выделял Елену, как чужую птицу, случайно залетевшую на обыкновенный птичий двор. Неслышно пощелкивая пальцами, улыбаясь и подмигивая, она шепотом рассказывала что-то бородатому толстому
человеку, а он, слушая, вздувался от усилий сдержать смех, лицо его туго налилось кровью, и рот свой, спрятанный в
бороде, он прикрывал салфеткой. Почти голый череп его блестел так, как будто смех пробивался сквозь кость и кожу.
Самгин подумал: не следовало бы
человеку с
бородой говорить в таком тоне.
— Просим не прерывать, — мрачно и угрожающе произнес высокий
человек с длинной, узкой
бородой и закрученными в кольца усами. Он сидел против Самгина и безуспешно пытался поймать ложкой чаинку в стакане чая, давно остывшего.
К даме величественно подошел высокий
человек с лысой головой — он согнулся, пышная
борода его легла на декольтированное плечо, дама откачнулась, а лысый отчетливо выговорил...
Нравилась пышная
борода, выгодно оттененная синим сатином рубахи, нравилось, что он пьет чай прямо из стакана, не наливая в блюдечко. Любуясь
человеком, Клим Иванович Самгин чувствовал, как легко вздуваются пузырьки новых мыслей...
Было много женщин и цветов, стреляли бутылки шампанского, за большим столом посредине ресторана стоял
человек во фраке, с раздвоенной
бородой, высоколобый, лысый, и, высоко, почти над головою, держа бокал вина, говорил что-то.
У окна сидел и курил
человек в поддевке, шелковой шапочке на голове, седая
борода его дымилась, выпуклыми глазами он смотрел на
человека против него, у этого
человека лицо напоминает благородную морду датского дога — нижняя часть слишком высунулась вперед, а лоб опрокинут к затылку, рядом с ним дремали еще двое, один безмолвно, другой — чмокая с сожалением и сердито.
Холеное, голое лицо это, покрытое туго натянутой, лоснящейся, лайковой кожей, голубоватой на месте
бороды, наполненное розовой кровью, с маленьким пухлым ртом, с верхней губой, капризно вздернутой к маленькому, мягкому носу, ласковые, синеватые глазки и седые, курчавые волосы да и весь облик этого
человека вызывал совершенно определенное впечатление — это старая женщина в костюме мужчины.
— Вот я согласен, — ответил в конце стола
человек маленького роста, он встал, чтоб его видно было; Самгину издали он показался подростком, но от его ушей к подбородку опускались не густо прямые волосы
бороды, на подбородке она была плотной и, в сумраке, казалась тоже синеватой.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам,
люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое лицо в широкой раме черной
бороды.
За длинным столом, против Самгина, благодушно глядя на него, сидел Ногайцев, лаская пальцами свою
бороду, рядом с ним положил на стол толстые локти и приподнял толстые плечи краснощекий
человек с волосами дьякона и с нагловатым взглядом, — Самгину показалось, что он знает эти маленькие зрачки хорька и грязноватые белки в красных жилках.
Его молча слушали
человек десять, слушали, искоса поглядывая друг на друга, ожидая, кто первый решится возразить, а он непрерывно говорил, подскакивая, дергаясь, умоляюще складывая ладони, разводя руки, обнимая воздух, черпая его маленькими горстями, и казалось, что черненькие его глазки прячутся в
бороду, перекатываясь до ушей, опускаясь к ноздрям.
На одном из собраний против него выступил высокий
человек, с курчавой, в мелких колечках,
бородой серого цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго смотрели прозрачные голубые глаза, на нем был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и черные, полосатый серый пиджак, синяя сатинетовая косоворотка. Было в этом
человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
Самгин, почувствовав опасность, ответил не сразу. Он видел, что ответа ждет не один этот, с курчавой
бородой, а все три или четыре десятка
людей, стесненных в какой-то барской комнате, уставленной запертыми шкафами красного ‹дерева›, похожей на гардероб, среди которого стоит длинный стол. Закурив не торопясь папиросу, Самгин сказал...
Человек с курчавой
бородой смущенно посмотрел на внимательную публику и пробормотал...