Неточные совпадения
Но
почти всегда, вслед за этим, Клим недоуменно, с досадой, близкой злому унынию, вспоминал о Лидии, которая не умеет или не хочет видеть его таким, как видят другие. Она днями и неделями как будто даже и совсем не видела его, точно он для нее бесплотен, бесцветен, не существует. Вырастая, она становилась все более странной и трудной девочкой. Варавка, улыбаясь в лисью бороду
большой, красной улыбкой, говорил...
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто церковное, панихидное.
Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и
больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал...
Он все
больше обрастал волосами и, видимо, все более беднел, пиджак его был протерт на локтях
почти до дыр, на брюках, сзади, был вшит темно-серый треугольник, нос заострился, лицо стало голодным.
И
почти приятно было напомнить себе, что Макаров пьет все
больше, хотя становится как будто спокойней, а иногда так углубленно задумчив, как будто его внезапно поражала слепота и глухота.
Прислушиваясь к себе, Клим ощущал в груди, в голове тихую, ноющую скуку,
почти боль; это было новое для него ощущение. Он сидел рядом с матерью, лениво ел арбуз и недоумевал: почему все философствуют? Ему казалось, что за последнее время философствовать стали
больше и торопливее. Он был обрадован весною, когда под предлогом ремонта флигеля писателя Катина попросили освободить квартиру. Теперь, проходя по двору, он с удовольствием смотрел на закрытые ставнями окна флигеля.
Думать мешали напряженно дрожащие и как бы готовые взорваться опаловые пузыри вокруг фонарей. Они создавались из мелких пылинок тумана, которые, непрерывно вторгаясь в их сферу, так же непрерывно выскакивали из нее, не увеличивая и не умаляя объема сферы. Эта странная игра радужной пыли была
почти невыносима глазу и возбуждала желание сравнить ее с чем-то, погасить словами и не замечать ее
больше.
Плакала она так, что видеть это было не тяжело, а
почти приятно, хотя и грустно немножко; плакала горячо, но — не
больше, чем следовало.
Манере Туробоева говорить Клим завидовал
почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно
больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные книги?
— Как все это странно… Знаешь — в школе за мной ухаживали настойчивее и
больше, чем за нею, а ведь я рядом с нею
почти урод. И я очень обижалась — не за себя, а за ее красоту. Один… странный человек, Диомидов, непросто — Демидов, а — Диомидов, говорит, что Алина красива отталкивающе. Да, так и сказал. Но… он человек необыкновенный, его хорошо слушать, а верить ему трудно.
Солдаты были мелкие, украшены синими шнурами, их обнаженные сабли сверкали тоже синевато, как лед, а впереди партии, позванивая кандалами, скованные по двое за руки, шагали серые, бритоголовые люди, на подбор
большие и
почти все бородатые.
Трезвый, он говорил мало, осторожно, с
большим вниманием рассматривал синеватые ногти свои и сухо покашливал в рукав пиджака, а выпив, произносил,
почти всегда невпопад, многозначительные фразы...
Четко отбивая шаг, из ресторана, точно из кулисы на сцену, вышел на террасу плотненький, смуглолицый регент соборного хора. Густые усы его были закручены концами вверх
почти до глаз, круглых и черных, как слишком
большие пуговицы его щегольского сюртучка. Весь он был гладко отшлифован, палка, ненужная в его волосатой руке, тоже блестела.
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких
почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью —
большая фотография лысого, усатого человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
Мне один человек,
почти профессор, жаловался — доказывал, что Дмитрий Донской и прочие зря татарское иго низвергли,
большую пользу будто бы татары приносили нам, как народ тихий, чистоплотный и не жадный.
Она смотрела в зал, как смотрят в пустоту, вдаль, и ее лицо мечтающей девушки, ее
большие, мягкие глаза делали
почти целомудренными неприличные одежды ее.
Сюртук студента, делавший его похожим на офицера, должно быть, мешал ему расти, и теперь, в «цивильном» костюме, Стратонов необыкновенно увеличился по всем измерениям, стал еще длиннее, шире в плечах и бедрах, усатое лицо округлилось, даже глаза и рот стали как будто
больше. Он подавлял Самгина своим объемом, голосом, неуклюжими движениями циркового борца, и
почти не верилось, что этот человек был студентом.
Всезнающая Любаша рассказала, что у Диомидова
большой круг учеников из мелких торговцев, приказчиков, мастеровых, есть много женщин и девиц, швеек, кухарок, и что полиция смотрит на проповедь Диомидова очень благосклонно. Она относилась к Диомидову
почти озлобленно, он платил ей пренебрежительными усмешками.
«Зубатов — идиот», — мысленно выругался он и, наткнувшись в темноте на стул, снова лег. Да, хотя старики-либералы спорят с молодежью, но
почти всегда оговариваются, что спорят лишь для того, чтоб «предостеречь от ошибок», а в сущности, они провоцируют молодежь, подстрекая ее к
большей активности. Отец Татьяны, Гогин, обвиняет свое поколение в том, что оно не нашло в себе сил продолжить дело народовольцев и позволило разыграться реакции Победоносцева. На одном из вечеров он покаянно сказал...
Лицо у него смуглое, четкой, мелкой лепки, а лоб слишком высок, тяжел и давит это
почти красивое, но очень носатое лицо.
Большие, янтарного цвета глаза лихорадочно горят, в глубоких глазницах густые тени. Нервными пальцами скатывая аптечный рецепт в трубочку, он говорит мягким голосом и немножко картавя...
Теперь, когда попу, точно на смех, грубо остригли космы на голове и бороду, — обнаружилось раздерганное, темненькое,
почти синее лицо, черные зрачки, застывшие в синеватых, масляных белках, и
большой нос, прямой, с узкими ноздрями, и сдвинутый влево, отчего одна половина лица казалась
больше другой.
Вдруг стало тише, — к толпе подошел
большой толстый человек, в черном дубленом полушубке, и
почти все обернулись к нему.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил
почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался
больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода,
почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и очень блестящие.
В городе было не по-праздничному тихо, музыка на катке не играла, пешеходы встречались редко, гораздо
больше — извозчиков и «собственных упряжек»; они развозили во все стороны солидных и озабоченных людей, и Самгин отметил, что
почти все седоки едут, съежившись, прикрыв лица воротниками шуб и пальто, хотя было не холодно.
«Как спокойно он ведет себя», — подумал Клим и, когда пристав вместе со штатским стали спрашивать его, тоже спокойно сказал, что видел голову лошади за углом, видел мастерового, который запирал дверь мастерской, а
больше никого в переулке не было. Пристав отдал ему
честь, а штатский спросил имя, фамилию Вараксина.
Она была так толста и мягка, что правая ягодица ее свешивалась со стула, точно пузырь, такими же пузырями вздувались бюст и живот. А когда она встала — пузыри исчезли, потому что слились в один
большой,
почти не нарушая совершенства его формы. На верху его вырос красненький нарывчик с трещиной, из которой текли слова. Но за внешней ее неприглядностью Самгин открыл нечто значительное и, когда она выкатилась из комнаты, подумал...
Улавливая отдельные слова и фразы, Клим понял, что знакомство с русским всегда доставляло доктору
большое удовольствие; что в 903 году доктор был в Одессе, — прекрасный,
почти европейский город, и очень печально, что революция уничтожила его.
— Бердников, Захарий Петров, — сказал он высоким,
почти женским голосом. Пухлая, очень теплая рука, сильно сжав руку Самгина, дернула ее книзу, затем Бердников, приподняв полы сюртука, основательно уселся в кресло, вынул платок и крепко вытер
большое, рыхлое лицо свое как бы нарочно для того, чтоб оно стало виднее.
Был он человек длинный, тощий, угрюмый, горбоносый, с
большой бородой клином, имел что-то общее с голенастой птицей, одноглазие сделало шею его удивительно вертлявой, гибкой, он
почти непрерывно качал головой и был знаменит тем, что изучил все карточные игры Европы.
Она вернулась через минуту, с улыбкой на красочном лице, но улыбка
почти не изменила его, только рот стал
больше, приподнялись брови, увеличив глаза. Самгин подумал, что такого цвета глаза обыкновенно зовут бархатными, с поволокой, а у нее они какие-то жесткие, шлифованные, блестят металлически.
В комнате стоял тяжкий запах какой-то кислой сырости. Рядом с Самгиным сидел, полузакрыв глаза,
большой толстый человек в поддевке, с красным лицом,
почти после каждой фразы проповедника, сказанной повышенным тоном, он тихонько крякал и уже два раза пробормотал...
Было много женщин и цветов, стреляли бутылки шампанского, за
большим столом посредине ресторана стоял человек во фраке, с раздвоенной бородой, высоколобый, лысый, и, высоко,
почти над головою, держа бокал вина, говорил что-то.
Из-за стволов берез осторожно вышел старик, такой же карикатурный, как лошадь: высокий, сутулый, в холщовой, серой от пыли рубахе, в таких же портках, закатанных
почти по колено, обнажавших ноги цвета заржавленного железа. Серые волосы бороды его — из толстых и странно прямых волос, они спускались с лица, точно нитки, глаза —
почти невидимы под седыми бровями. Показывая Самгину
большую трубку, он медленно и негромко, как бы нехотя, выговорил...
Из-под густых бровей, из широкой светло-русой бороды смущенно и ласково улыбались
большие голубые глаза, высоким голосом,
почти сопрано, бородач виновато говорил...
—
Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон, с бородой
почти до пояса, с глазами быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там все пьют,
больше делать нечего. Из трех с лишком тысяч населения только пятеро были в Томске и лишь один знал, что такое театр, вот как!
— Я
почти три года был цензором корреспонденции солдат, мне отлично известна эволюция настроения армии, и я утверждаю: армии у нас
больше не существует.