Неточные совпадения
Клим не помнил, как он добежал до квартиры Сомовых, увлекаемый Любой.
В полутемной спальне, — окна ее были закрыты ставнями, — на растрепанной, развороченной постели судорожно извивалась Софья Николаевна, ноги и руки ее были связаны полотенцами, она лежала вверх
лицом, дергая плечами, сгибая колени,
била головой о подушку и рычала...
Ему вспомнилось, как однажды, войдя
в столовую, он увидал, что Марина, стоя
в своей комнате против Кутузова,
бьет кулаком своей правой руки по ладони левой, говоря
в лицо бородатого студента...
— Правду говоря, — нехорошо это было видеть, когда он сидел верхом на спине Бобыля. Когда Григорий злится,
лицо у него… жуткое! Потом Микеша плакал. Если б его просто
побили, он бы не так обиделся, а тут — за уши! Засмеяли его, ушел
в батраки на хутор к Жадовским. Признаться — я рада была, что ушел, он мне
в комнату всякую дрянь через окно бросал — дохлых мышей, кротов, ежей живых, а я страшно боюсь ежей!
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули
в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно
бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с
лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Ее удивительно легко кружил китаец,
в синей кофте, толстенький, круглоголовый, с
лицом кота; длинная коса его
била Варвару по голой спине, по плечам, она смеялась.
— Дуй,
бей, давай углей, — сипло кричал он, повертываясь
в углах. У мехов раскачивалась, точно богу молясь, растрепанная баба неопределенного возраста, с неясным, под копотью,
лицом.
Лошадь брыкалась, ее с размаха
бил по задним ногам осколком доски рабочий; солдат круто, как
в цирке, повернул лошадь, наотмашь хлестнул шашкой по
лицу рабочего, тот покачнулся, заплакал кровью, успел еще раз ткнуть доской
в пах коня и свалился под ноги ему, а солдат снова замахал саблею на Туробоева.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал
бить кулаками по голове своей; Самгин видел, что по
лицу парня обильно текут слезы, видел, что большинство толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека
в опорках...
Маленькое, всегда красное
лицо повара окрашено
в темный, землистый цвет, — его искажали судороги, глаза смотрели безумно, а прищуренные глаза медника изливали ненависть; он стоял против повара, прижав кулак к сердцу, и, казалось, готовился
бить повара.
Он захлебнулся смехом, засипел, круглые глаза его выкатились еще больше,
лицо, побагровев, надулось, кулаком одной руки он
бил себя по колену, другой схватил фляжку, глотнул из нее и сунул
в руки Самгина. Клим, чувствуя себя озябшим, тоже с удовольствием выпил.
— Я сам был свидетелем, я ехал рядом с Бомпаром. И это были действительно рабочие. Ты понимаешь дерзость? Остановить карету посла Франции и кричать
в лицо ему: «Зачем даете деньги нашему царю, чтоб он
бил нас? У него своих хватит на это».
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу, шел холодный дождь и сильный ветер гнул деревья, море ревело, а дождевые капли при особенно жестоких порывах ветра
били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле, не совладали со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая, с деревьев текло.
Ему представилось огромное, мокрое поле, покрытое серыми облаками небо, широкая дорога с берёзами по бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут в грязи, холодный дождь
бьёт в лицо. А в поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно двигаются синеватые тучи…
Казалось, у самого лица вздрагивают огни гавани. Резкий как щелчки дождь
бил в лицо. В мраке суетилась вода, ветер скрипел и выл, раскачивая судно. Рядом стояла «Мелузина»; там мучители мои, ярко осветив каюту, грелись водкой. Я слышал, что они говорят, и стал прислушиваться внимательнее, так как разговор шел о каком-то доме, где полы из чистого серебра, о сказочной роскоши, подземных ходах и многом подобном. Я различал голоса Патрика и Моольса, двух рыжих свирепых чучел.
Санки летят как пуля. Рассекаемый воздух
бьет в лицо, ревет, свистит в ушах, рвет, больно щиплет от злости, хочет сорвать с плеч голову. От напора ветра нет сил дышать. Кажется, сам дьявол обхватил нас лапами и с ревом тащит в ад. Окружающие предметы сливаются в одну длинную, стремительно бегущую полосу… Вот-вот еще мгновение, и кажется — мы погибнем!
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять
в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже
бьют.
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда стоило распределять все предлагаемые принцу различными
лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский дух,
бил подносы с посудой, сажал на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только
в этом и состоит весь русский дух?
Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что не придержанный у кнека [Кнек (кнехт) — чугунная или деревянная тумба, кнехты могут быть расположены по парно для закрепления швартовых — канатов, которыми судно крепится к причалу.] канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер
бил его по
лицу мокрым углом паруса с вшитым
в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его
лица.
— Что? разве вам не сказали? Ушла коза-то! Я обрадовался, когда услыхал, шел поздравить его, гляжу — а на нем
лица нет! Глаза помутились, никого не узнаёт. Чуть горячка не сделалась, теперь, кажется, проходит. Чем бы плакать от радости, урод убивается горем! Я лекаря было привел, он прогнал, а сам ходит, как шальной… Теперь он спит, не мешайте. Я уйду домой, а вы останьтесь, чтоб он чего не натворил над собой
в припадке тупоумной меланхолии. Никого не слушает — я уж хотел
побить его…
В открыто смотрящем и ничего не видящем взгляде лежит сила страдать и терпеть. На
лице горит во всем блеске красота и величие мученицы. Гром
бьет ее, огонь палит, но не убивает женскую силу.