Неточные совпадения
Мать нежно гладила горячей рукой его лицо. Он не стал больше говорить об учителе, он только заметил: Варавка тоже не любит учителя. И почувствовал, что рука матери вздрогнула, тяжело втиснув голову его в подушку.
А когда она ушла, он, засыпая, подумал: как это странно! Взрослые находят, что он выдумывает
именно тогда, когда он говорит правду.
— Полезная выдумка ставится в форме вопросительной, в форме догадки: может быть, это — так? Заранее честно допускается, что, может быть, это и не так. Выдумки вредные всегда носят форму утверждения: это
именно так,
а не иначе. Отсюда заблуждения и ошибки и… вообще. Да.
— Ну, пусть не так! — равнодушно соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже
именно так, как было, он все равно не верит в то, что говорит. Он знал множество глупых и смешных анекдотов, но рассказывал не смеясь,
а как бы даже конфузясь. Вообще в нем явилась непонятная Климу озабоченность, и людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто считал необходимым понять каждого из шестидесяти тысяч жителей города.
— Но нигде в мире вопрос этот не ставится с такою остротой, как у нас, в России, потому что у нас есть категория людей, которых не мог создать даже высококультурный Запад, — я говорю
именно о русской интеллигенции, о людях, чья участь — тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, — не спеша говорил этот человек, и в тоне его речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор не пытался убедить,
а безнадежно уговаривал.
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного, острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку в его значительности,
а за всем этим явилась уверенность, что в конце концов он любит Лидию настоящей любовью,
именно той, о которой пишут стихами и прозой и в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
— Ну,
а — как дядя Яков? Болен? Хм… Недавно на вечеринке один писатель, народник, замечательно рассказывал о нем. Такое, знаешь, житие.
Именно — житие,
а не жизнь. Ты, конечно, знаешь, что он снова арестован в Саратове?
И возникало настойчивое желание обнажить людей, понять, какова та пружина, которая заставляет человека говорить и действовать
именно так,
а не иначе.
Он уже не слушал возбужденную речь Нехаевой,
а смотрел на нее и думал: почему
именно эта неприглядная, с плоской грудью, больная опасной болезнью, осуждена кем-то носить в себе такие жуткие мысли?
Клим находил, что Макаров говорит верно, и негодовал: почему
именно Макаров,
а не он говорит это? И, глядя на товарища через очки, он думал, что мать — права: лицо Макарова — двойственно. Если б не его детские, глуповатые глаза, — это было бы лицо порочного человека. Усмехаясь, Клим сказал...
—
А затем он сам себя, своею волею ограничит. Он — трус, человек, он — жадный. Он — умный, потому что трус,
именно поэтому. Позвольте ему испугаться самого себя. Разрешите это, и вы получите превосходнейших, кротких людей, дельных людей, которые немедленно сократят, свяжут сами себя и друг друга и предадут… и предадутся богу благоденственного и мирного жития…
— Не сердись, — сказал Макаров, уходя и споткнувшись о ножку стула,
а Клим, глядя за реку, углубленно догадывался: что значат эти все чаще наблюдаемые изменения людей? Он довольно скоро нашел ответ, простой и ясный: люди пробуют различные маски, чтоб найти одну, наиболее удобную и выгодную. Они колеблются, мечутся, спорят друг с другом
именно в поисках этих масок, в стремлении скрыть свою бесцветность, пустоту.
Уже темнело, когда пришли Туробоев, Лютов и сели на террасе, продолжая беседу, видимо, начатую давно. Самгин лежал и слушал перебой двух голосов. Было странно слышать, что Лютов говорит без выкриков и визгов, характерных для него,
а Туробоев — без иронии. Позванивали чайные ложки о стекло, горячо шипела вода, изливаясь из крана самовара, и это напомнило Климу детство, зимние вечера, когда, бывало, он засыпал пред чаем и его будил
именно этот звон металла о стекло.
—
А мне нравится
именно лишнее. Необходимое — скучно. Оно — порабощает. Все эти сундуки, чемоданы — ужасны!
—
Именно: конурки русского, московского, народнейшего бога! Замечательный бог у нас, — простота! Не в ризе, не в мантии,
а — в рубахе-с, да, да! Бог наш, как народ наш, — загадка всему миру!
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу ночей слушал это пение и дошел до мысли, что
именно стекло,
а не медь, не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
— Во мне — ничего не изменилось, — подсказывала ему Лидия шепотом, и ее шепот в ночной, душной темноте становился его кошмаром. Было что-то особенно угнетающее в том, что она ставит нелепые вопросы свои
именно шепотом, как бы сама стыдясь их,
а вопросы ее звучали все бесстыдней. Однажды, когда он говорил ей что-то успокаивающее, она остановила его...
— Правильная оценка. Прекрасная идея. Моя идея. И поэтому: русская интеллигенция должна понять себя как некое единое целое.
Именно. Как, примерно, орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна стать единой партией,
а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
— Вот
именно. Может быть, это только кажется, что толчемся на месте,
а в самом-то деле восходим куда-то по спирали.
—
Именно! И — торопливость во всем.
А ведь вскачь землю не пашут. Особенно в крестьянском-то государстве невозможно галопом жить.
А у нас все подхлестывают друг друга либеральным хлыстиком, чтобы Европу догнать.
— Вспомните-ко вчерашний день, хотя бы с Двенадцатого года,
а после того — Севастополь,
а затем — Сан-Стефано и в конце концов гордое слово императора Александра Третьего: «Один у меня друг, князь Николай черногорский». Его, черногорского-то, и не видно на земле, мошка он в Европе, комаришка, да-с! Она, Европа-то, если вспомните все ее грехи против нас,
именно — Лихо. Туркам — мирволит,
а величайшему народу нашему ножку подставляет.
Именно на сих примерах построено опасное предубеждение о женском равноправии, и получилось, что Европа имеет всего одну Луизу Мишель,
а у нас таких Луизок — тысячи.
— Вот, например, англичане: студенты у них не бунтуют, и вообще они — живут без фантазии, не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе плохое — хватаем,
а хорошего — не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок?
Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
—
Именно, — согласился Кутузов и прибавил: —
А потому и вредное.
Прекратить следовало еще и потому, что Маракуев все более мрачнел,
а Клим не мог не думать, что это
именно он омрачает веселого студента.
—
А ведь согласитесь, Самгин, что такие пр-рямолинейные люди, как наш общий знакомый Поярков, обучаются и обучают
именно вражде к миру культурному,
а? — спросил Тагильский, выливая в стакан Клима остатки вина и глядя в лицо его с улыбочкой вызывающей.
— Весьма сожалею, что Николай Михайловский и вообще наши «страха ради иудейска» стесняются признать духовную связь народничества со славянофильством. Ничего не значит, что славянофилы — баре, Радищев, Герцен, Бакунин — да мало ли? — тоже баре.
А ведь
именно славянофилы осветили подлинное своеобразие русского народа. Народ чувствуется и понимается не сквозь цифры земско-статистических сборников,
а сквозь фольклор, — Киреевский, Афанасьев, Сахаров, Снегирев, вот кто учит слышать душу народа!
—
Именно, — тихо, но твердо ответил дядя Миша и с наслаждением пустил в потолок длинную струю дыма,
а Любаша обратилась к Самгину...
Я, говорит, к чужому делу ошибочно пришит, политикой не занимаюсь,
а служил в земстве, вот
именно по лесному делу».
— Знаете, Лидия жаловалась на природу, на власть инстинкта; я не понимала ее. Но — она права! Телепнева — величественно, даже до слез красива,
именно до слез радости и печали, право — это так!
А ведь чувство она будит лошадиное, не правда ли?
«Как неловко и брезгливо сказала мать: до этого», — подумал он, выходя на двор и рассматривая флигель; показалось, что флигель отяжелел, стал ниже, крыша старчески свисла к земле. Стены его излучали тепло, точно нагретый утюг. Клим прошел в сад, где все было празднично и пышно, щебетали птицы, на клумбах хвастливо пестрели цветы.
А солнца так много, как будто
именно этот сад был любимым его садом на земле.
И вдруг засмеялся мелким смехом, старчески сморщив лицо, весь вздрагивая, потирая руки, глаза его, спрятанные в щелочках морщин, щекотали Самгина, точно мухи. Этот смех заставил Варвару положить нож и вилку; низко наклонив голову, она вытирала губы так торопливо, как будто обожгла их чем-то едким,
а Самгин вспомнил, что вот
именно таким противным и догадливым смехом смеялся Лютов на даче, после ловли воображаемого сома.
— Хороших людей я не встречал, — говорил он, задумчиво и печально рассматривая вилку. — И — надоело мне у собаки блох вычесывать, — это я про свою должность. Ведь — что такое вор, Клим Иванович, если правду сказать? Мелкая заноза,
именно — блоха! Комар, так сказать. Без нужды и комар не кусает. Конечно — есть ребята, застарелые в преступности. Но ведь все живем по нужде,
а не по евангелию. Вот — явилась нужда привести фабричных на поклон прославленному царю…
— Не может быть, — искренно воскликнул Самгин, хотя догадывался
именно об этом. Он даже подумал, что догадался не сегодня, не сейчас,
а — давно, еще тогда, когда прочитал записку симпатическими чернилами. Но это надо было скрыть не только от Гогина, но и от себя. — Не может быть, — повторил он.
— Вот
именно! — воскликнул кто-то, и публика примолкла,
а Самгин, раздувая огонь своего возмущения, приподняв стул, ударил им о́ пол, продолжая со всей силою, на какую был способен...
— Вы, Самгин, уверены, что вам хочется
именно конституции,
а не севрюжины с хреном? — спросила она и с этого момента начала сопровождать каждую его фразу насмешливыми и ядовитыми замечаниями, вызывая одобрительный смех, веселые возгласы молодежи.
— Да, напечатал. Похваливают.
А по-моему — ерунда! К тому же цензор или редактор поправили рукопись так, что смысл исчез,
а скука — осталась.
А рассказишко-то был написан
именно против скуки. Ну, до свидания, мне — сюда! — сказал он, схватив руку Самгина горячей рукой. — Все — бегаю. Места себе ищу, — был в Польше, в Германии, на Балканах, в Турции был, на Кавказе. Неинтересно. На Кавказе, пожалуй, всего интереснее.
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего исторического события, —
именно участником,
а не свидетелем, — после сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа, человек сто молодежи, впереди шел остролицый человек со светлой бородкой и скромно одетая женщина, похожая на учительницу; человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул красным флагом на коротенькой палке.
«Все, говорит, я исследовал и, кроме бога, утверждаемого
именно православной церковью, ничего неоспоримого — нет!» — «
А — как же третий инстинкт, инстинкт познания?» Оказывается, он-то и ведет к богу, это есть инстинкт богоискательства.
— Я здесь — все знаю, всех людей, всю их жизнь, все накожные муки. Я знаю больше всех социологов, критиков, мусорщиков. Меня судьба употребляет
именно как мешок для сбора всякой дряни. Что ты вздрогнул,
а? Что ты так смотришь? Презираешь? Ну,
а ты — для чего? Ты — холостой патрон, галок пугать, вот что ты!
После полудня к Варваре стали забегать незнакомые Самгину разносчики потрясающих новостей. Они
именно вбегали и не садились на стулья,
а бросались, падали на них, не щадя ни себя, ни мебели.
Но, уступая «дурочке», он шел, отыскивал разных людей, передавал им какие-то пакеты,
а когда пытался дать себе отчет, зачем он делает все это, — ему казалось, что, исполняя
именно Любашины поручения, он особенно убеждается в несерьезности всего, что делают ее товарищи. Часто видел Алексея Гогина. Утратив щеголеватую внешность, похудевший, Гогин все-таки оставался похожим на чиновника из банка и все так же балагурил.
—
А ты — что же, думаешь, что религия — дело чахоточных? Плохо думаешь.
Именно здоровая плоть требует святости. Греки отлично понимали это.
— И не воспитывайте меня анархистом, — анархизм воспитывается
именно бессилием власти, да-с! Только гимназисты верят, что воспитывают — идеи. Чепуха! Церковь две тысячи лет внушает: «возлюбите друг друга», «да единомыслием исповемы» — как там она поет? Черта два — единомыслие, когда у меня дом — в один этаж,
а у соседа — в три! — неожиданно закончил он.
«Бред какой», — подумал Самгин, видя лицо Захария, как маленькое, бесформенное и мутное пятно в темноте, и представляя, что лицо это должно быть искажено страхом.
Именно — страхом, — Самгин чувствовал, что иначе не может быть.
А в темноте шевелились, падали бредовые слова...
—
Именно, — согласился Лютов,
а Самгин понял, что сказано им не то, что он повторил слова Степана Кутузова. Но все-таки продолжал...
Чувство тревоги — росло. И в конце концов вдруг догадался, что боится не ссоры,
а чего-то глупого и пошлого, что может разрушить сложившееся у него отношение к этой женщине. Это было бы очень грустно, однако
именно эта опасность внушает тревогу.
— Слышите? — подхватил Бердников. — В эстеты произвел меня.
А то — нигилистом ругает. Однако чем же я виноват, ежели у нас свобода-то мысли
именно к празднословию сводится и больше никуда? Нуте-ко, скажите, где у нас свободная-то мысль образцово дана? Чаадаев? Бакунин и Кропоткин? Герцен, Киреевский, Данилевский и другие этого гнезда?
— Вот
именно! Как раз — так! Умнейшая буржуазия Европы живет здесь.
А у нас, в Питере, на Стрелке, — монументальная скука, напыщенность — едут, как будто важного покойника провожая…
—
А вы убеждены в достоверности знания? Да и — при чем здесь научное знание? Научной этики — нет, не может быть,
а весь мир жаждет
именно этики, которую может создать только метафизика, да-с!
— Это личный вопрос тысяч, — добавил он, дергая правым плечом,
а затем вскочил и, опираясь обеими руками на стол, наклонясь к Самгину, стал говорить вполголоса, как бы сообщая тайну: — Тысячи интеллигентов схвачены за горло необходимостью быстро решить
именно это: с хозяевами или с рабочими?