Цитаты со словом «называть»
— Верочка, в последнюю минуту я решил
назвать его Климом. Клим! Простонародное имя, ни к чему не обязывает. Ты — как, а?
— Я хотел
назвать его Нестор или Антипа, но, знаете, эта глупейшая церемония, попы, «отрицаешься ли сатаны», «дунь», «плюнь»…
Бабушка, неласково косясь на зятя, упрямо говорила, что на характер внука нехорошо влияет его смешное, мужицкое имя: дети
называют Клима — клин, это обижает мальчика, потому он и тянется к взрослым.
Клим тотчас догадался, что нуль — это кругленький, скучный братишка, смешно похожий на отца. С того дня он стал
называть брата Желтый Ноль, хотя Дмитрий был розовощекий, голубоглазый.
Таня Куликова явно в чем-то завидовала народу, отец
называл его страдальцем, а Варавка — губошлепом.
Младшую Варавка прозвал Белой Мышью, а дети
называли ее Люба Клоун.
Заметив, что Дронов
называет голодного червя — чевряком, чреваком, чревоедом, Клим не поверил ему. Но, слушая таинственный шепот, он с удивлением видел пред собою другого мальчика, плоское лицо нянькина внука становилось красивее, глаза его не бегали, в зрачках разгорался голубоватый огонек радости, непонятной Климу. За ужином Клим передал рассказ Дронова отцу, — отец тоже непонятно обрадовался.
— Чертище, —
называл он инженера и рассказывал о нем: Варавка сначала был ямщиком, а потом — конокрадом, оттого и разбогател. Этот рассказ изумил Клима до немоты, он знал, что Варавка сын помещика, родился в Кишиневе, учился в Петербурге и Вене, затем приехал сюда в город и живет здесь уж седьмой год. Когда он возмущенно рассказал это Дронову, тот, тряхнув головой, пробормотал...
Клим нередко ощущал, что он тупеет от странных выходок Дронова, от его явной грубой лжи. Иногда ему казалось, что Дронов лжет только для того, чтоб издеваться над ним. Сверстников своих Дронов не любил едва ли не больше, чем взрослых, особенно после того, как дети отказались играть с ним. В играх он обнаруживал много хитроумных выдумок, но был труслив и груб с девочками, с Лидией — больше других. Презрительно
называл ее цыганкой, щипал, старался свалить с ног так, чтоб ей было стыдно.
Все в доме покорно подчинялись ей, даже Настоящий Старик и упрямая Мария Романовна — Тираномашка, как за глаза
называет ее Варавка.
— Благородными металлами
называют те из них, которые почти или совсем не окисляются. Ты заметь это, Клим. Благородные, духовно стойкие люди тоже не окисляются, то есть не поддаются ударам судьбы, несчастиям и вообще…
— Не сомневаясь в благоразумии твоем, скажу однако, что ты имеешь товарищей, которые способны компрометировать тебя. Таков,
назову, Иван Дронов, и таков есть Макаров. Сказал.
— Лошадь, —
называл его Макаров, не произнося звук «л».
Во флигеле поселился веселый писатель Нестор Николаевич Катин с женою, сестрой и лопоухой собакой, которую он
назвал Мечта. Настоящая фамилия писателя была Пимов, но он избрал псевдоним, шутливо объясняя это так...
Варавка сердито
назвал это веселье...
Последовательно он
назвал Якова Самгина рулевым, кузнецом, апостолом и, возбужденно повторив: «Слетаются, слетаются орлы!» — вскочил и скрылся за дверью, откуда доносились все более громкие стоны.
— Удивляешься? Не видал таких? Я, брат, прожил двадцать лет в Ташкенте и в Семипалатинской области, среди людей, которых, пожалуй, можно
назвать дикарями. Да. Меня, в твои года, называли «l’homme qui rit» [«Человек, который смеется» (франц.).].
Писатель начал рассказывать о жизни интеллигенции тоном человека, который опасается, что его могут в чем-то обвинить. Он смущенно улыбался, разводил руками,
называл полузнакомые Климу фамилии друзей своих и сокрушенно добавлял...
— Когда Макаров пьян, он говорит отчаянную чепуху. Он даже любовь
называет рудиментарным чувством.
Затем он долго говорил о восстании декабристов,
назвав его «своеобразной трагической буффонадой», дело петрашевцев — «заговором болтунов по ремеслу», но раньше чем он успел перейти к народникам, величественно вошла мать, в сиреневом платье, в кружевах, с длинной нитью жемчуга на груди.
Самгин видел незнакомого; только глаза Дмитрия напоминали юношу, каким он был за четыре года до этой встречи, глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык
называть бабьей. Круглое и мягкое лицо Дмитрия обросло светлой бородкой; длинные волосы завивались на концах. Он весело и быстро рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и Марина перевезла его.
— Да — на кой черт власть, когда личная собственность уничтожена? — красивым баритоном вскричал бородатый студент и, мельком взглянув на Клима, сунул ему широкую ладонь,
назвав себя с нескрываемой досадой...
С Елизаветой Спивак Кутузов разговаривал редко и мало, но обращался к ней в дружеском тоне, на «ты», а иногда ласково
называл ее — тетя Лиза, хотя она была старше его, вероятно, только года на два — на три. Нехаеву он не замечал, но внимательно и всегда издали прислушивался к ее спорам с Дмитрием, неутомимо дразнившим странную девицу.
Клим начал смотреть на Нехаеву как на существо фантастическое. Она заскочила куда-то далеко вперед или отбежала в сторону от действительности и жила в мыслях, которые Дмитрий
называл кладбищенскими. В этой девушке было что-то напряженное до отчаяния, минутами казалось, что она способна выпрыгнуть из окна. Особенно удивляло Клима женское безличие, физиологическая неощутимость Нехаевой, она совершенно не возбуждала в нем эмоции мужчины.
В них нет ничего, что крепко прирастало бы к нему, что он мог бы
назвать своим, личным домыслом, верованием.
Но,
назвав гуманизм «мещанской мечтой о всеобщей сытости», — мечтой, «неосуществимость которой доказана Мальтусом», — Нехаева заговорила о смерти.
Куда исчезает та странная сущность, которую мы
называем душою?
— Ну, довольно! Ты — не гувернер мой. Ты бы лучше воздерживался от нелепых попыток каламбурить. Стыдно говорить Наташка вместо — натяжка и очепятка вместо — опечатка. Еще менее остроумно
называть Ботнический залив — болтуническим, Адриатическое море — идиотическим…
Не нравилась ему игла Петропавловской крепости и ангел, пронзенный ею; не нравилась потому, что об этой крепости говорили с почтительной ненавистью к ней, но порою в ненависти звучало что-то похожее на зависть: студент Попов с восторгом
называл крепость...
«Не нравится мне, что ты свою знакомую
называешь Смертяшкиной, и не смешно это».
Называя органы латинскими терминами, рисуя их очертания пальцем в воздухе, Макаров быстро и гневно изобразил пред Климом нечто до того отвратительное, что Самгин попросил его...
Манере Туробоева говорить Клим завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев
называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные книги?
— Как ты
назвал писателя о слепых? Метерлинк? Достань мне эту книгу. Нет — как удивительно, что ты именно сегодня заговорил о самом главном!
— Нет, тебя и юношей не
назовешь, ты такой…
«Конечно, это его Алина
назвала хамом…»
— Когда я слушаю споры, у меня возникает несколько обидное впечатление; мы, русские люди, не умеем владеть умом. У нас не человек управляет своей мыслью, а она порабощает его. Вы помните, Самгин, Кутузов
называл наши споры «парадом парадоксов»?
— Вы
называете это храбростью? А как же вы назовете народовольцев, революционеров?
— Надо выть. Тогда
назовут истеричкой. Предложат врача, бром, воду.
Женщина протянула руку с очень твердой ладонью. Лицо у нее было из тех, которые запоминаются с трудом. Пристально, фотографирующим взглядом светленьких глаз она взглянула в лицо Клима и неясно
назвала фамилию, которую он тотчас забыл.
Климу было неприятно услышать, что Туробоев
назвал догадку Макарова остроумной. Теперь оба они шагали по террасе, и Макаров продолжал, еще более понизив голос, крутя пуговицу, взмахивая рукой...
— Варвара Сергеевна, —
назвал он жену повара, когда она, выйдя в прихожую, почтительно помогла ему снять пальто.
Минутами Самгину казалось, что его вместилище впечатлений — то, что
называют душой, — засорено этими мудрствованиями и всем, что он знал, видел, — засорено на всю жизнь и так, что он уже не может ничего воспринимать извне, а должен только разматывать тугой клубок пережитого.
Остроносая девица с пышной, трагически растрепанной прической
назвала себя...
Самгин, слушая красивые слова Ромео, спрашивал: почему этот человек притворяется скромненьким,
называет себя диким?
Один из них был важный: седовласый, вихрастый, с отвисшими щеками и все презирающим взглядом строго выпученных мутноватых глаз человека, утомленного славой. Он великолепно носил бархатную визитку, мягкие замшевые ботинки; под его подбородком бульдога завязан пышным бантом голубой галстух; страдая подагрой, он ходил так осторожно, как будто и землю презирал. Пил и ел он много, говорил мало, и, чье бы имя ни
называли при нем, он, отмахиваясь тяжелой, синеватой кистью руки, возглашал барским, рокочущим басом...
Макаров бывал у Лидии часто, но сидел недолго; с нею он говорил ворчливым тоном старшего брата, с Варварой — небрежно и даже порою глумливо, Маракуева и Пояркова
называл «хористы», а дядю Хрисанфа — «угодник московский». Все это было приятно Климу, он уже не вспоминал Макарова на террасе дачи, босым, усталым и проповедующим наивности.
Макаров
называл эти рассказы «корреспонденциями Николаю Чудотворцу».
Иногда он
называл фамилии арестованных, и этот перечень людей, взятых в плен, все слушали молча. Потом старый литератор угрюмо говорил...
Он тебя
называет двоеточием, за которым последует неизвестно что, но — что-то оригинальное.
— Крафт, — сказал он, чрезвычайно любезно пожимая руку Самгина; женщина, улыбнувшись неохотной улыбкой,
назвала себя именем и фамилией тысяч русских женщин...
Цитаты из русской классики со словом «называть»
Они, например, никогда не
называют Рафаэля — Рафаэлем, Корреджио — Корреджием: «Божественный Санцио, неподражаемый де Аллегрис», — говорят они, и говорят непременно на о.
Не приказывала, не горячилась, а только «рекомендовала», никого не звала презрительными уменьшительными именами (Агашу, несмотря на то, что она была из Малиновца, так и
называла Агашей, да еще прибавляла: «милая») и совсем забывала, что на свете существует ручная расправа.
Если же
называть его станет именованиями смрадными и бранными словами поносить, как то на рынках употребительно, то сие есть личность, но язвительная и недозволенная.
В то время было принято
называть Мак-Магона"честною шпагой"(кажется, Тьер первый окрестил его этим прозвищем), но многие к этому присовокупляли, что"честная шпага"есть прозвище иносказательное, под которым следует разуметь очень-очень простодушного человека.
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо было художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно им было необходимо, для того чтобы
называть то, о чем они не имели никакого понятия, но хотели говорить.
Ассоциации к слову «называть»
Синонимы к слову «называть»
Предложения со словом «называть»
- Культурным стали называть человека, обладающего изяществом манер, воспитанием, начитанностью.
- Культура кловис, а её иногда ещё называют культура лано, знаменита желобчатыми наконечниками метательных орудий, которые были специально так выполнены, чтобы их удобнее было насаживать на деревянное древко.
- Здесь не принято называть друг друга по отчеству, и такая форма общения принята по отношению к старшему уважаемому человеку.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «называть»
Значение слова «называть»
Афоризмы русских писателей со словом «называть»
- Кто знает, что такое слово!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть? [Пушкин]
- Он <Лермонтов> подражал в стихах Пушкину и Байрону, и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют «сотой интонацией».
- Как не отстояли мы всего того, что так гордо называли мы русским, в силе и правде чего мы, казалось, были так уверены?
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно