Последовательно он назвал Якова Самгина рулевым, кузнецом,
апостолом и, возбужденно повторив: «Слетаются, слетаются орлы!» — вскочил и скрылся за дверью, откуда доносились все более громкие стоны.
— Индивидуалистическое настроение некоторых тоже не бесполезно, может быть, под ним прячется Сократово углубление в самого себя и оборона против софистов. Нет, молодежь у нас интересно растет и много обещает. Весьма примечательно, что упрямая проповедь Льва Толстого не находит среди юношей учеников и
апостолов, не находит, как видим.
— Гуманизм во всех его формах всегда был и есть не что иное, как выражение интеллектуалистами сознания бессилия своего пред лицом народа. Точно так же, как унизительное проклятие пола мы пытаемся прикрыть сладкими стишками, мы хотим прикрыть трагизм нашего одиночества евангелиями от Фурье, Кропоткина, Маркса и других
апостолов бессилия и ужаса пред жизнью.
Он понял это, когда писатель, распластав руки, точно крылья, остановил хор и глубоким басом прочитал, как дьякона читают «
Апостол...
Неточные совпадения
— Например — наша вера рукотворенного не принимат. Спасов образ, который нерукотворенный, — принимам, а прочее — не можем. Спасов-то образ — из чего? Он — из пота, из крови Христовой. Когда Исус Христос на Волхову гору крест нес, тут ему неверный Фома-апостол рушничком личико и обтер, — удостоверить себя хотел: Христос ли? Личико на полотне и осталось — он! А вся прочая икона, это — фальшь, вроде бы как фотография ваша…
Не спало́ся господу Исусу, // И пошел господь гулять по звездам, // По небесной, золотой дороге, // Со звезды на звездочку ступая. // Провожали господа Исуса // Николай, епископ Мирликийский, // Да Фома-апостол — только двое.
— Был я там, — сказал Христос печально, // А Фома-апостол усмехнулся // И напомнил: — Чай, мы все оттуда. — // Поглядел Христос во тьму земную // И спросил Угодника Николу: // — Кто это лежит там, у дороги, // Пьяный, что ли, сонный аль убитый? // — Нет, — ответил Николай Угодник. — // Это просто Васька Калужанин // О хорошей жизни замечтался.