Неточные совпадения
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в
кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи
на широкой скамье
сидел сердитый, непохожий
на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала...
Саша Яковов,
сидя на стуле среди
кухни, тер кулаками глаза и не своим голосом, точно старенький нищий, тянул...
Спустя некоторое время после того, как Хорошее Дело предложил мне взятку за то, чтоб я не ходил к нему в гости, бабушка устроила такой вечер. Сыпался и хлюпал неуемный осенний дождь, ныл ветер, шумели деревья, царапая сучьями стену, — в
кухне было тепло, уютно, все
сидели близко друг ко другу, все были как-то особенно мило тихи, а бабушка
на редкость щедро рассказывала сказки, одна другой лучше.
Перед вечером пришел полицейский, уже другой, рыжий и толстый, он
сидел в
кухне на лавке, дремал, посапывая и кланяясь, а когда бабушка спрашивала его: «Как же это дознались?» — он отвечал не сразу и густо...
Пришла мать, от ее красной одежды в
кухне стало светлее, она
сидела на лавке у стола, дед и бабушка — по бокам ее, широкие рукава ее платья лежали у них
на плечах, она тихонько и серьезно рассказывала что-то, а они слушали ее молча, не перебивая. Теперь они оба стали маленькие, и казалось, что она — мать им.
Нас привлекли к суду, — в
кухне за столом
сидели дед, бабушка, мать и допрашивали нас, — помню, как смешно отвечал Саша
на вопросы деда...
По субботам к вотчиму десятками являлись рабочие продавать записки
на провизию, которую они должны были брать в заводской лавке, этими записками им платили вместо денег, а вотчим скупал их за полцены. Он принимал рабочих в
кухне,
сидя за столом, важный, хмурый, брал записку и говорил...
Неточные совпадения
Стоял этот бедный Михайло час, другой, отправлялся потом
на кухню, потом вновь приходил, — барин все еще протирал глаза и
сидел на кровати.
— Фу, как ты глуп иногда! Вчерашний хмель
сидит… До свидания; поблагодари от меня Прасковью Павловну свою за ночлег. Заперлась,
на мой бонжур сквозь двери не ответила, а сама в семь часов поднялась, самовар ей через коридор из
кухни проносили… Я не удостоился лицезреть…
Лампа, плохо освещая просторную
кухню, искажала формы вещей: медная посуда
на полках приобрела сходство с оружием, а белая масса плиты — точно намогильный памятник. В мутном пузыре света старики
сидели так, что их разделял только угол стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар, в пальто, застегнутом до подбородка,
сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку
на колено, он прижимал ее рукой, а другою дергал свои реденькие усы.
Самгин пошел домой, — хотелось есть до колик в желудке. В
кухне на столе горела дешевая, жестяная лампа, у стола
сидел медник, против него — повар,
на полу у печи кто-то спал, в комнате Анфимьевны звучали сдержанно два или три голоса. Медник говорил быстрой скороговоркой, сердито, двигая руками по столу:
В
кухне на полу, пред большим тазом,
сидел голый Диомидов, прижав левую руку ко груди, поддерживая ее правой. С мокрых волос его текла вода, и казалось, что он тает, разлагается. Его очень белая кожа была выпачкана калом, покрыта синяками, изорвана ссадинами. Неверным жестом правой руки он зачерпнул горсть воды, плеснул ее
на лицо себе,
на опухший глаз; вода потекла по груди, не смывая с нее темных пятен.