Неточные совпадения
Я быстро и крепко привязался
к Хорошему Делу, он стал необходим для меня и во дни горьких обид и в часы радостей. Молчаливый, он не запрещал мне говорить обо всем, что
приходило в голову мою, а
дед всегда обрывал меня строгим окриком...
Мать отца померла рано, а когда ему минуло девять лет, помер и дедушка, отца взял
к себе крестный — столяр, приписал его в цеховые города Перми и стал учить своему мастерству, но отец убежал от него, водил слепых по ярмаркам, шестнадцати лет
пришел в Нижний и стал работать у подрядчика — столяра на пароходах Колчина. В двадцать лет он был уже хорошим краснодеревцем, обойщиком и драпировщиком. Мастерская, где он работал, была рядом с домами
деда, на Ковалихе.
Ну, вот и
пришли они, мать с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против дедушки — а
дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что
пришел я
к тебе по приданое, нет,
пришел я отцу жены моей честь воздать».
Как-то утром
пришел дед со стамеской в руке, подошел
к окну и стал отковыривать замазку зимней рамы. Явилась бабушка с тазом воды и тряпками,
дед тихонько спросил ее...
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я убежал от нее, залез на крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать, говорить всем злые слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень смешно, но когда
дед отколотил меня, на чердак ко мне
пришла мать, привлекла меня
к себе, крепко сжала коленями и сказала...
Мне было лень спросить — что это за дело? Дом наполняла скучная тишина, какой-то шерстяной шорох, хотелось, чтобы скорее
пришла ночь.
Дед стоял, прижавшись спиной
к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая старуха помогала матери укладываться, ворчала, охала, а бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
Неточные совпадения
Иленька Грап был сын бедного иностранца, который когда-то жил у моего
деда, был чем-то ему обязан и почитал теперь своим непременным долгом
присылать очень часто
к нам своего сына.
Теорий у него на этот предмет не было никаких. Ему никогда не
приходило в голову подвергать анализу свои чувства и отношения
к Илье Ильичу; он не сам выдумал их; они перешли от отца,
деда, братьев, дворни, среди которой он родился и воспитался, и обратились в плоть и кровь.
«Куда это зашел
дед?» — думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно
пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет
деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды, как видит, идет, прямо
к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее.
— А, так у него была и внучка! Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы ты минут пять не
пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А, понимаю, верно,
к деду пришла, не зная, что он умер.
Я
прихожу к вечеру усталый, голодный, но мне кажется, что за день я вырос, узнал что-то новое, стал сильнее. Эта новая сила дает мне возможность слушать злые насмешки
деда спокойно и беззлобно; видя это,
дед начинал говорить толково, серьезно: