Неточные совпадения
И мне тоже захотелось убежать. Я вышел за дверь. В полутемной узкой щели было пусто. Недалеко
от двери блестела медь на ступенях лестницы. Взглянув наверх, я увидал людей с котомками и узлами в
руках. Было ясно, что все уходят с парохода, — значит, и мне нужно уходить.
Откачнулась в сторону, уступая кому-то дорогу, отводя
рукой кого-то; опустив голову, замерла, прислушиваясь, улыбаясь всё веселее, — и вдруг ее сорвало с места, закружило вихрем, вся она стала стройней, выше ростом, и уж нельзя было глаз отвести
от нее — так буйно красива и мила становилась она в эти минуты чудесного возвращения к юности!
Моя дружба с Иваном всё росла; бабушка
от восхода солнца до поздней ночи была занята работой по дому, и я почти весь день вертелся около Цыганка. Он всё так же подставлял под розги
руку свою, когда дедушка сек меня, а на другой день, показывая опухшие пальцы, жаловался мне...
Он обнял меня за шею горячей, влажной
рукою и через плечо мое тыкал пальцем в буквы, держа книжку под носом моим.
От него жарко пахло уксусом, потом и печеным луком, я почти задыхался, а он, приходя в ярость, хрипел и кричал в ухо мне...
— Чего полно? Не удались дети-то, с коей стороны ни взгляни на них. Куда сок-сила наша пошла? Мы с тобой думали, — в лукошко кладем, а господь-от вложил в
руки нам худое решето…
У меня долго хранились дедовы святцы, с разными надписями его
рукою; в них, между прочим, против дня Иоакима и Анны было написано рыжими чернилами и прямыми буквами: «Избавили
от беды милостивци».
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни
руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Я ткнулся в дверь, обитую войлоком и клеенкой, долго не мог найти скобу, шаря дрожащими
от холода и волнения
руками, наконец тихонько открыл дверь и остановился на пороге, ослепленный.
И когда мать сказала часовых дел мастеру: «Вот мой сын», — я испуганно попятился прочь
от него, спрятав
руки.
Нас выпороли и наняли нам провожатого, бывшего пожарного, старичка со сломанной
рукою, — он должен был следить, чтобы Саша не сбивался в сторону по пути к науке. Но это не помогло: на другой же день брат, дойдя до оврага, вдруг наклонился, снял с ноги валенок и метнул его прочь
от себя, снял другой и бросил в ином направлении, а сам, в одних чулках, пустился бежать по площади. Старичок, охая, потрусил собирать сапоги, а затем, испуганный, повел меня домой.
Меня поместили на заднем чердаке, и долго я лежал там слепой, крепко связанный по
рукам и по ногам широкими бинтами, переживая дикие кошмары, —
от одного из них я едва не погиб.
На улицу меня пускали редко, каждый раз я возвращался домой, избитый мальчишками, — драка была любимым и единственным наслаждением моим, я отдавался ей со страстью. Мать хлестала меня ремнем, но наказание еще более раздражало, и в следующий раз я бился с ребятишками яростней, — а мать наказывала меня сильнее. Как-то раз я предупредил ее, что, если она не перестанет бить, я укушу ей
руку, убегу в поле и там замерзну, — она удивленно оттолкнула меня, прошлась по комнате и сказала, задыхаясь
от усталости...
Положив на голову мне
руку,
от которой исходил запах кипарисового дерева, он спросил...
Был слаб, едва ползал и очень радовался, когда видел меня, просился на
руки ко мне, любил мять уши мои маленькими мягкими пальцами,
от которых почему-то пахло фиалкой.
Дед, вытаращив глаза, тихонько двигался
от печи с заслоном в
руке, спотыкаясь, как слепой.