Неточные совпадения
Впоследствии из рассказов бабушки я узнал, что мать приехала как раз в те
дни, когда ее братья настойчиво требовали
у отца
раздела имущества.
Через несколько
дней после приезда он заставил меня учить молитвы. Все другие дети были старше и уже учились грамоте
у дьячка Успенской церкви; золотые главы ее были видны из окон дома.
Чаще других бывала
у меня бабушка; она и спала на одной кровати со мной; но самое яркое впечатление этих
дней дал мне Цыганок.
— Я в этом
деле умнее самого квартального!
У меня, брат, из кожи хоть голицы шей!
Случилось это так: на дворе,
у ворот, лежал, прислонен к забору, большой дубовый крест с толстым суковатым комлем. Лежал он давно. Я заметил его в первые же
дни жизни в доме, — тогда он был новее и желтей, но за осень сильно почернел под дождями. От него горько пахло мореным дубом, и был он на тесном, грязном дворе лишний.
То, что мать не хочет жить в своей семье, всё выше поднимает ее в моих мечтах; мне кажется, что она живет на постоялом дворе при большой дороге,
у разбойников, которые грабят проезжих богачей и
делят награбленное с нищими.
— Так ему, старому дураку, Никола и станет дома продавать, — нет
у него, Николы-батюшки, никакого
дела лучше-то!
У меня долго хранились дедовы святцы, с разными надписями его рукою; в них, между прочим, против
дня Иоакима и Анны было написано рыжими чернилами и прямыми буквами: «Избавили от беды милостивци».
Я поместился
у ног ее, на широком приступке, почти над головою Хорошего
Дела.
— Вот ты сердишься, когда тебя дедушко высекет, — утешительно говорил он. — Сердиться тут, сударик, никак не надобно, это тебя для науки секут, и это сеченье — детское! А вот госпожа моя Татьян Лексевна — ну, она секла знаменито!
У нее для того нарочный человек был, Христофором звали, такой мастак в
деле своем, что его, бывало, соседи из других усадеб к себе просят
у барыни-графини: отпустите, сударыня Татьян Лексевна, Христофора дворню посечь! И отпускала.
— А господь, небойсь, ничего не прощает, а?
У могилы вот настиг, наказывает, последние
дни наши, а — ни покоя, ни радости нет и — не быть! И — помяни ты мое слово! — еще нищими подохнем, нищими!
Первые
дни по приезде она была ловкая, свежая, а теперь под глазами
у нее легли темные пятна, она целыми
днями ходила непричесанная, в измятом платье, не застегнув кофту, это ее портило и обижало меня: она всегда должна быть красивая, строгая, чисто одетая — лучше всех!
Целый
день дед, бабушка и моя мать ездили по городу, отыскивая сбежавшего, и только к вечеру нашли Сашу
у монастыря, в трактире Чиркова, где он увеселял публику пляской. Привезли его домой и даже не били, смущенные упрямым молчанием мальчика, а он лежал со мною на полатях, задрав ноги, шаркая подошвами по потолку, и тихонько говорил...
Я Максима — по лбу, я Варвару — за косу, а он мне разумно говорит: «Боем
дела не исправишь!» И она тоже: «Вы, говорит, сначала подумали бы, что делать, а драться — после!» Спрашиваю его: «Деньги-то
у тебя есть?» — «Были, говорит, да я на них Варе кольцо купил».
Поправились
дела мои в школе — дома разыгралась скверная история: я украл
у матери рубль.
На другой
день я принес в школу «Священную историю» и два растрепанных томика сказок Андерсена, три фунта белого хлеба и фунт колбасы. В темной маленькой лавочке
у ограды Владимирской церкви был и Робинзон, тощая книжонка в желтой обложке, и на первом листе изображен бородатый человек в меховом колпаке, в звериной шкуре на плечах, — это мне не понравилось, а сказки даже и по внешности были милые, несмотря на то что растрепаны.
Всё в доме строго делилось: один
день обед готовила бабушка из провизии, купленной на ее деньги, на другой
день провизию и хлеб покупал дед, и всегда в его
дни обеды бывали хуже: бабушка брала хорошее мясо, а он — требуху, печенку, легкие, сычуг. Чай и сахар хранился
у каждого отдельно, но заваривали чай в одном чайнике, и дед тревожно говорил...
Я тоже начал зарабатывать деньги: по праздникам, рано утром, брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим
делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек на тридцать, на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка брала
у меня деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня, опустив глаза...
Воровали инструмент
у плотников, гаечные ключи
у легковых извозчиков, а
у ломовых — шкворни, железные подоски из тележных осей, — наша компания этими
делами не занималась; Чурка однажды решительно заявил...
В ненастные
дни мы собирались
у Язя, на кладбище, в сторожке его отца. Это был человек кривых костей, длиннорукий, измызганный, на его маленькой голове, на темном лице кустились грязноватые волосы; голова его напоминала засохший репей, длинная, тонкая шея — стебель. Он сладко жмурил какие-то желтые глаза и скороговоркой бормотал...
Но вот наконец я сдал экзамен в третий класс, получил в награду Евангелие, Басни Крылова в переплете и еще книжку без переплета, с непонятным титулом — «Фата-Моргана», дали мне также похвальный лист. Когда я принес эти подарки домой, дед очень обрадовался, растрогался и заявил, что всё это нужно беречь и что он запрет книги в укладку себе. Бабушка уже несколько
дней лежала больная,
у нее не было денег, дед охал и взвизгивал...
Неточные совпадения
Городничий. А так, посмотрите, какое
у нас течение
дел… порядок какой…
Аммос Федорович. Да, нехорошее
дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и
у того и
у другого.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что
у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
X л е с т а к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни…
у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь другое
дело.