Неточные совпадения
— Али я немой? — ласково спрашивал Серафим, и розовое личико его освещалось улыбкой. — Я — старичок, — говорил он, — я моё малое время и без правды доживу. Это молодым надо о правде стараться, для того им и очки полагаются.
Мирон Лексеич в очках гуляет, ну, он насквозь
видит, что к чему, кого — куда.
Старшему Артамонову и — он
видел — Якову было очень смешно, когда Елизавета Попова вдруг уехала в Москву и там обвенчалась с Горицветовым.
Мирон обозлился и не мог скрыть этого; покручивая острую, не купеческую бородку, вытягивая из неё нить сухих слов, он говорил явно фальшиво...
Ему было приятно
видеть, как сердятся
Мирон и Татьяна, но молчание Якова — смущало, он верил деловитости сына, догадывался, что поступил против его интересов, а вовлечь Якова в этот спор, спросить: как он думает? — не позволяло самолюбие. Он лежал и огрызался, рычал, а
Мирон долбил, качая носом...
После скандала с петицией Воропонова
Мирон стал для него окончательно, непримиримо противен, но он
видел, что фабрика всецело в руках этого человека,
Мирон ведёт дело ловко, уверенно, рабочие слушают его или боятся; они ведут себя смирнее городских.
Особенно же и как-то подавляюще, страшно глуп этот носатый дятел
Мирон; считая себя самым отличным умником в России, он, кажется,
видит себя в будущем министром, и уже теперь не скрывает, что только ему одному ясно, что надо делать, как все люди должны думать.
Яков
видел, что монах очень подружился с Ольгой, его уважала бессловесная Вера Попова, и даже
Мирон, слушая рассказы дяди о его странствованиях, о людях, не морщился, хотя после смерти отца
Мирон стал ещё более заносчив, сух, распоряжался по фабрике, как старший, и покрикивал на Якова, точно на служащего.
Сам Яков всё яснее
видел, что он лишний среди родных, в доме, где единственно приятным человеком был чужой — Митя Лонгинов. Митя не казался ему ни глупым, ни умным, он выскальзывал из этих оценок, оставаясь отличным от всех. Его значительность подтверждалась и отношением к нему
Мирона; чёрствый, властный, всеми командующий
Мирон жил с Митей дружно и хотя часто спорил, но никогда не ссорился, да и спорил осторожно. В доме с утра до вечера звучал разноголосый зов...
Яков
видел в его отношении к жене нечто фальшивое, слишком любезное, подчёркнутую заботливость; Якову казалось, что и сестра чувствует эту фальшь, она жила уныло, молчаливо, слишком легко раздражалась и гораздо чаще, оживлённее беседовала о политике с
Мироном, чем с весёлым мужем своим. Кроме политики, она не умела говорить ни о чём.
— Врут, конечно, — сказал
Мирон жене или Якову, который тоже, наклонясь над газетой, читал тревожные телеграммы, соображая: чем всё это грозит ему? Артамонов старший, махнув рукою, пошёл на двор, там солнце до того накалило булыжник, что тепло его проникало сквозь мягкие подошвы бархатных сапогов. Из окна сыпались сухенькие, поучающие слова
Мирона; Яков, стоя с газетой в руках у окна,
видел, как отец погрозил кому-то своим багровым кулаком.
Митя ловко умел успокаивать рабочих; он посоветовал
Мирону закупить в деревнях муки, круп, гороха, картофеля и продавать рабочим по своей цене, начисляя только провоз и утечку. Рабочим это понравилось, а Якову стало ясно, что фабрика верит весёлому человеку больше, чем
Мирону, и Яков
видел, что
Мирон всё чаще ссорится с Татьяниным мужем.
Мирон уже не спорил с ним, задумчиво улыбаясь, он облизывал губы; а Яков
видел, что так и есть: всё пошло отлично, все обрадовались, Митя с крыльца рассказывал рабочим, собравшимся на дворе, о том, что делалось в Петербурге, рабочие кричали ура, потом, схватив Митю за руки, за ноги, стали подбрасывать в воздух.
Неточные совпадения
— О, понимаю, царица Раиса, слишком хорошо понимаю!.. Только позвольте мне еще одно сказать: на генерала
Мирона я не сержусь,
видит бог — не сержусь!
— Это только одна внешность, царица Раиса! — бормотал Прозоров заплетавшимся языком. — А душа у меня чище в миллион раз, чем…
Видели генерала
Мирона? Ха-ха… Мы с ним того… побеседовали… Да-а!.. А где Луша?
На другой день Ольга Васильевна повторила свою просьбу, но она уже
видела, что ей придется напоминать об одном и том же каждый день и что добровольно никто о
Мироне не подумает.
Визит кончился. Когда она возвращалась домой, ей было несколько стыдно. С чем она шла?.. с «супцем»! Да и «супец» ее был принят как-то сомнительно. Ни одного дельного вопроса она сделать не сумела, никакой помощи предложить. Между тем сердце ее болело, потому что она
увидела настоящее страдание, настоящее горе, настоящую нужду, а не тоску по праздности. Тем не менее она сейчас же распорядилась, чтобы
Мирону послали миску с бульоном, вареной говядины и белого хлеба.
— И, полноте! Вы
видите, что я в маскерадном платье, а масок по именам не называют. Что ты,
Миронов? — продолжал офицер, увидя входящего казака.