Неточные совпадения
— Крику — не верь, слезам — не верь. — Она, пошатываясь, вылезла из комнаты, оставив за собою пьяный запах, а Петром овладел припадок гнева, — сорвав
с ног сапоги, он метнул их под кровать, быстро разделся и прыгнул в постель, как
на коня, сцепив зубы, боясь заплакать от какой-то большой обиды, душившей его.
И вдруг, ухнув, сам перебросил Тихона через голову свою
с такой силой, что тот, ударом о землю, отбил себе
ноги. Сидя
на траве, стирая пот
с лица, землекоп сконфуженно молвил...
Наталья любила кормить его пшеничным хлебом
с патокой, он сам научился макать куски хлеба в чашку патоки; радостно рыча, покачиваясь
на мохнатых
ногах, совал хлеб в розовую, зубастую пасть, обсасывал липкую, сладкую лапу, его добродушные глазёнки счастливо сияли, и он тыкал башкой в колени Натальи, вызывая её играть
с ним.
Тогда прибежал Алексей
с рогатиной, он
с разбега воткнул её в живот зверя, Наталья видела из окна, как медведь осел
на задние
ноги и замахал лапами, он как бы прощения просил у людей, разъярённо кричавших вокруг его.
Никита подхватил отца под локоть, но кто-то наступил
на пальцы
ноги его так сильно, что он
на минуту ослеп, а потом глаза его стали видеть ещё острей, запоминая
с болезненной жадностью всё, что делали люди в тесноте отцовой комнаты и
на дворе.
Никита сел рядом, молча глядя
на его работу; она ему напоминала жуткого городского дурачка Антонушку: этот лохматый, тёмнолицый парень,
с вывороченной в колене
ногою,
с круглыми глазами филина, писал палкой
на песке круги, возводил в центре их какие-то клетки из щепочек и прутьев, а выстроив что-то, тотчас же давил свою постройку
ногою, затирал песком, пылью и при этом пел гнусаво...
Артамонову почти приятно было видеть мальчика под осенним дождём или зимою, когда Павел колол дрова и грел дыханием озябшие пальцы, стоя, как гусь,
на одной
ноге, поджимая другую,
с которой сползал растоптанный, дырявый сапог.
Осторожно заглянув в предбанник, он увидал в углу его, в тени,
на лавке распластанную фигурку своего врага, — склонив голову, широко раздвинув
ноги, он занимался детским грехом. Это
на секунду обрадовало Артамонова, но тотчас же он вспомнил о Якове, Илье и в испуге,
с отвращением, зашипел...
Рука Павла, перестав дрожать, взметнулась, он весь странно оторвался от лавки, открыл рот, тихонько взвизгнул, сжался комом и бросился под
ноги большого человека, — Артамонов
с наслаждением ударил его правой
ногою в грудь и остановил; мальчик хрустнул, слабо замычал, опрокинулся
на бок.
Он увидел брата сидящим
на скамье, в полукружии молодых лип, перед ним, точно
на какой-то знакомой картинке, расположилось человек десять богомолов: чернобородый купец в парусиновом пальто,
с ногой, обёрнутой тряпками и засунутой в резиновый ботик; толстый старик, похожий
на скопца-менялу; длинноволосый парень в солдатской шинели, скуластый,
с рыбьими глазами; столбом стоял, как вор пред судьёй, дрёмовский пекарь Мурзин, пьяница и буян, и хрипло говорил...
Движения женщины стали быстрее, судорожней; она так извивалась, как будто хотела спрыгнуть
с рояля и — не могла; её подавленные крики стали гнусавее и злей; особенно жутко было видеть, как волнисто извиваются её
ноги, как резко дёргает она головою, а густые волосы её, взмётываясь над плечами, точно крылья, падают
на грудь и спину звериной шкурой.
Артамонов старший лежал
на полу,
на жиденьком, жёстком тюфяке; около него стояло ведро со льдом, бутылки кваса, тарелка
с квашеной капустой, обильно сдобренной тёртым хреном.
На диване, открыв рот и, как Наталья, подняв брови, разметалась Пашута, свесив
на пол
ногу, белую
с голубыми жилками и ногтями, как чешуя рыбы. За окном тысячами жадных пастей ревело всероссийское торжище.
Лишь после этого Яков почувствовал, что он смертельно испуган, испуган так, что хотел закричать и не мог; руки его дрожали и
ноги не послушались, когда он хотел встать
с колен. В двух шагах от него возился
на земле, тоже пытаясь встать, этот человек, без шапки,
с курчавой головою.
Ночь становилась всё холодней; рука, державшая револьвер, ныла от холода; до полицейского управления — далеко, там, конечно, все спят. Яков сердито сопел, не зная, как решить, сожалея, что сразу не застрелил этого коренастого парня,
с такими кривыми
ногами, как будто он всю жизнь сидел верхом
на бочке. И вдруг он услыхал слова, поразившие его своей неожиданностью...
— Я вам прямо скажу, хотя это — секрет, — говорил Носков, всё возясь
с ногою своей. — Я тут для вашей пользы живу, для наблюдения за рабочими вашими. Я, может быть, нарочно сказал, что хотел напугать вас, а мне
на самом-то деле надо было схватить одного человека и я опознался…
Отец, крякнув, осторожно пошёл в дом, за ним
на цыпочках пошёл и Яков. Дядя лежал накрытый простынёю,
на голове его торчал рогами узел платка, которым была подвязана челюсть, большие пальцы
ног так туго натянули простыню, точно пытались прорвать её. Луна, обтаявшая
с одного бока, светло смотрела в окно, шевелилась кисея занавески;
на дворе взвыл Кучум, и, как бы отвечая ему, Артамонов старший сказал ненужно громко, размашисто крестясь...
Дворник снял Кучумовы лапы
с колен своих, отодвинул собаку
ногой; она, поджав хвост, села и скучно дважды пролаяла. Трое людей посмотрели
на неё, и один из них мельком подумал, что, может быть, Тихон и монах гораздо больше жалеют осиротевшую собаку, чем её хозяина, зарытого в землю.
Сестра Татьяна вдруг привезла из Воргорода жениха, сухонького, рыжеватого человечка в фуражке инженера; лёгкий, быстрый
на ногу, очень весёлый, он был
на два года моложе Татьяны, и, начиная
с неё, все в доме сразу стали звать его Митя. Он играл
на гитаре, пел песни, одна из них, которую он распевал особенно часто, казалась Якову обидной для сестры и очень возмущала мать.
Якову казалось, что тело это злит отца и он нарочно выставляет напоказ людям угнетающее безобразие старческой наготы: он щеголял в ночном белье, в неподпоясанном халате, в туфлях
на босую
ногу,
с раскрытой, оплывшей грудью, так же, как ходил перед дочерью Еленой, чтобы позлить её.
Как всегда, Яков ушёл от неё успокоенный, а через семь дней, рано утром табельщик Елагин, маленький, рябой,
с кривым носом, сообщил, что
на рассвете, когда ткачи ловили бреднем рыбу, ткач Мордвинов, пытаясь спасти тонувшего охотника Носкова, тоже едва не утоп и лёг в больницу. Слушая гнусавый доклад, Яков сидел, вытянув
ноги для того, чтоб глубже спрятать руки в карманы, руки у него дрожали.
Грязным обломком плавал по двору отец, едва передвигая больные
ноги. Теперь
на его широких плечах висела дорожная лисья шуба
с вытертым мехом, он останавливал людей, строго спрашивая...
Мирон уже не спорил
с ним, задумчиво улыбаясь, он облизывал губы; а Яков видел, что так и есть: всё пошло отлично, все обрадовались, Митя
с крыльца рассказывал рабочим, собравшимся
на дворе, о том, что делалось в Петербурге, рабочие кричали ура, потом, схватив Митю за руки, за
ноги, стали подбрасывать в воздух.
С трудом пошевелив тело своё, Артамонов сбросил
на пол страшно тяжёлые
ноги, но кожа подошв не почувствовала пола, и старику показалось, что
ноги отделились, ушли от него, а он повис в воздухе. Это — испугало его, он схватился руками за плечо Тихона.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание
на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под
ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит
с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший
с другой стороны Бобчинский летит вместе
с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А вы — стоять
на крыльце, и ни
с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь
с просьбою, а хоть и не
с просьбою, да похож
на такого человека, что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает
ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь
на военную
ногу, непременно
на военную
ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Хлестаков.
С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.
С Пушкиным
на дружеской
ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.