Неточные совпадения
Туго натянутая кожа бубна бухала каким-то тёмным звуком, верещала гармоника, в тесном круге парней и девиц всё ещё, как обожжённые, судорожно метались двое; девицы и парни
смотрели на их пляску молча, серьёзно, как
на необычно важное дело, солидные
люди частью ушли во двор, остались только осовевшие, неподвижно пьяные.
Молодожёны, истомлённые бессонными ночами и усталостью, безвольно, напоказ
людям плавали по улицам среди пёстрой, шумной, подпившей толпы, пили, ели, конфузились, выслушивая бесстыдные шуточки, усиленно старались не
смотреть друг
на друга и, расхаживая под руку, сидя всегда рядом, молчали, как чужие. Это очень нравилось Матрёне Барской, она хвастливо спрашивала Илью и Ульяну...
Пётр пугливо
смотрел в бескровное, измученное, почти незнакомое лицо жены; её усталые глаза провалились в чёрные ямы и
смотрели оттуда
на людей и вещи, как бы вспоминая давно забытое; медленными движениями языка она облизывала искусанные губы.
На подоконнике, покручивая тёмную, острую бородку, сидит Алексей, его нехорошее, немужицкое лицо заострилось и точно пылью покрыто, он
смотрит, не мигая, через головы
людей на постель, там лежит отец, говоря не своим голосом...
Гулянье начали молебном. Очень благолепно служил поп Глеб; он стал ещё более худ и сух; надтреснутый голос его, произнося необычные слова, звучал жалобно, как бы умоляя из последних сил; серые лица чахоточных ткачей сурово нахмурились, благочестиво одеревенели; многие бабы плакали навзрыд. А когда поп поднимал в дымное небо печальные глаза свои,
люди, вслед за ним, тоже умоляюще
смотрели в дым
на тусклое, лысое солнце, думая, должно быть, что кроткий поп видит в небе кого-то, кто знает и слушает его.
Он поднял глаза, с минуту молча
смотрел на брата, пристально, снизу вверх. И медленно, как большую тяжесть, поднимал посох, как бы намереваясь ударить им кого-то. Горбун встал, бессильно опустил голову, осеняя
людей крестом, но, вместо молитвы, сказал...
И когда
на него падал её тяжёлый масляный взгляд, он шевелил плечами, сгибал шею и, отводя глаза в сторону, видел, что уродливые, полупьяные
люди таращат глаза с тем туповатым удивлением, как обыватели Дрёмова
смотрели на маляра, который, упав с крыши церкви, разбился насмерть.
Но все размышления внезапно пресеклись, исчезли, спугнутые страхом: Артамонов внезапно увидал пред собою того
человека, который мешал ему жить легко и умело, как живёт Алексей, как живут другие, бойкие
люди: мешал ему широколицый, бородатый
человек, сидевший против него у самовара; он сидел молча, вцепившись пальцами левой руки в бороду, опираясь щекою
на ладонь; он
смотрел на Петра Артамонова так печально, как будто прощался с ним, и в то же время так, как будто жалел его, укорял за что-то;
смотрел и плакал, из-под его рыжеватых век текли ядовитые слёзы; а по краю бороды, около левого глаза, шевелилась большая муха; вот она переползла, точно по лицу покойника,
на висок, остановилась над бровью, заглядывая в глаз.
— Илья — один из тех
людей, которые
смотрят на жизнь сквозь книгу и не умеют отличить корову от лошади.
Этот большой, медно-рыжий
человек, конечно, усмехался, он усмехался всегда, о чём бы ни говорилось; он даже о болезнях и смертях рассказывал с той же усмешечкой, с которой говорил о неудачной игре в преферанс; Артамонов старший
смотрел на него, как
на иноземца, который улыбается от конфуза, оттого, что не способен понять чужих ему
людей; Артамонов не любил его, не верил ему и лечился у городского врача, молчаливого немца Крона.
Осматривая медленный ход задумавшихся
людей, Артамонов хмурился, — много незнакомых лиц и слишком много разноцветных глаз
смотрят на него с одинаковой неприязнью.
Но в общем всё шло не плохо, хотя иногда внезапно охватывало и стесняло какое-то смущение, как будто он, Яков Артамонов, хозяин, живёт в гостях у
людей, которые работают
на него, давно живёт и надоел им, они, скучно помалкивая,
смотрят на него так, точно хотят сказать...
Вообще же он думал трудно, а задумываясь, двигался тяжело, как бы неся большую тяжесть, и, склонив голову,
смотрел под ноги. Так шёл он и в ту ночь от Полины; поэтому и не заметил, откуда явилась пред ним приземистая, серая фигура, высоко взмахнула рукою. Яков быстро опустился
на колено, тотчас выхватил револьвер из кармана пальто, ткнул в ногу нападавшего
человека, выстрелил; выстрел был глух и слаб, но
человек отскочил, ударился плечом о забор, замычал и съехал по забору
на землю.
Он
смотрел вслед охотнику до поры, пока тот не исчез в ночных тенях. Как будто всё было просто и понятно: Носков напал с явной целью — ограбить, Яков выстрелил в него, а затем начиналось что-то тревожно-запутанное, похожее
на дурной сон. Необыкновенно идёт Носков вдоль забора, и необыкновенно густыми лохмотьями ползут за ним тени; Яков впервые видел, чтоб тени так тяжко тащились за
человеком.
Яков исподлобья оглянулся, — монаха любопытно щупали десятки глаз, наверное,
люди смотрят на уродливого брата и дядю богатых
людей и ждут, не случится ли что-нибудь скандальное?
Дворник снял Кучумовы лапы с колен своих, отодвинул собаку ногой; она, поджав хвост, села и скучно дважды пролаяла. Трое
людей посмотрели на неё, и один из них мельком подумал, что, может быть, Тихон и монах гораздо больше жалеют осиротевшую собаку, чем её хозяина, зарытого в землю.
На крыльцо бесшумно вышел Артамонов старший, босиком, в ночном белье,
посмотрел в бледное небо и сказал
людям под окном...
Понимая, что Носков
человек полезный, Яков Артамонов был уверен, что кривоногий парень с плоским лицом не может не отомстить ему за выстрел. Он хочет этого. Он запугает или
на деньги, которые сам же Яков даёт ему, подкупит каких-нибудь рабочих и прикажет им убить. Якову уже казалось, что за последнее время рабочие стали
смотреть на него внимательнее и злей.
Его жена была игрушечно маленьких размеров, но сделана как-то особенно отчётливо, и это придавало ей в глазах Якова вид не настоящей женщины, а сходство с фарфоровой фигуркой, прилепленной к любимым часам дяди Алексея; голова фигурки была отбита и приклеена несколько наискось; часы стояли
на подзеркальнике, и статуэтка, отворотясь от
людей,
смотрела в зеркало.
Невыносимо было Якову слушать этот излишне ясный голос и
смотреть на кости груди, нечеловечески поднявшиеся вверх, точно угол ящика. И вообще ничего человеческого не осталось в этой кучке неподвижных костей, покрытых чёрным, в руках, державших поморский, медный крест. Жалко было дядю, но всё-таки думалось: зачем это установлено, чтоб старики и вообще домашние
люди умирали
на виду у всех?
Некоторое время Якову казалось, что в общем всё идёт хорошо, война притиснула
людей, все стали задумчивее, тише. Но он привык испытывать неприятности, предчувствовал, что не все они кончились для него, и смутно ждал новых. Ждать пришлось не очень долго, в городе снова явился Нестеренко под руку с высокой дамой, похожей
на Веру Попову; встретив
на улице Якова, он, ещё издали,
посмотрел сквозь него, а подойдя, поздоровавшись, спросил...
Этот
человек и Васька кочегар стали как-то особенно заметны, точно фонари, зажжённые во тьме осенней ночи. Когда весёлый Татьянин муж нарядился в штаны с широкой, до смешного, мотнёй и такого же цвета, как гнилая Захарова шинель, кочегар
посмотрел на него и запел...
Среди рабочих мелькал солидный слесарь Минаев,
человек лет тридцати, чёрный и носатый, как еврей. Яков боязливо сторонился его, стараясь не встречаться со взглядом слесаря, который
смотрел на всех
людей тёмными глазами так, как будто он забыл о чём-то и не может вспомнить.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет
на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь!
Посмотрим, кто кого!
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной
человек, но и то
смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я
человек простой».
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той веры, что
человек не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно
смотреть на то, что видим.
—
Смотрел я однажды у пруда
на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один
человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Из всех этих упоминовений явствует, что Двоекуров был
человек передовой и
смотрел на свои обязанности более нежели серьезно.