Неточные совпадения
Никита мягко и осторожно говорит ему об Алексее, о девице Орловой, но
брат отмахивается
рукою, видимо, не вслушавшись в его слова.
Потом, раскинув
руки, свалился на бок, замер, открыв окровавленный, хрипящий рот; на столе у постели мигала свеча, по обезображенному телу ползали тени, казалось, что Алексей всё более чернеет, пухнет. В ногах у него молча и подавленно стояли
братья, отец шагал по комнате и спрашивал кого-то...
Летом, когда Илья приехал на каникулы, незнакомо одетый, гладко остриженный и ещё более лобастый, — Артамонов острее невзлюбил Павла, видя, что сын упрямо продолжает дружиться с этим отрёпышем, хиляком. Сам Илья тоже стал нехорошо вежлив, говорил отцу и матери «вы», ходил, сунув
руки в карманы, держался в доме гостем, дразнил
брата, доводя его до припадков слезливого отчаяния, раздражал чем-то сестру так, что она швыряла в него книгами, и вообще вёл себя сорванцом.
Павла Никонова заменил Мирон,
братья почти не разлучались, неистощимо разговаривая о чём-то, размахивая
руками; вместе учились, читали, сидя в саду, в беседке.
Махнув посохом в направлении кельи, он пошёл впереди
брата, шёл толчками, разбрасывая кривые ноги, держа одну
руку на груди, у сердца.
Прощаясь,
братья обнялись. Обнимать Никиту было неудобно. Он не благословил
брата, правая
рука его запуталась в рукаве рясы, и Пётр подумал, что запуталась она нарочно. Упираясь горбом в живот его, Никита глухо попросил...
— Какая-то дрянь завелась во мне, — повторил Артамонов старший, щупая ухо, а другою
рукой наливая коньяку в стакан лимонада;
брат взял бутылку из
руки его, предупредив...
Он видел в
брате нечто рысистое, нахлёстанное и лисью изворотливость. Раздражали ястребиные глаза, золотой зуб, блестевший за верхней, судорожной губою, седенькие усы, воинственно закрученные, весёлая бородка и цепкие, птичьи пальцы
рук, особенно неприятен был указательный палец правой
руки, всегда рисовавший в воздухе что-то затейливое. А кургузый, железного цвета пиджачок делал Алексея похожим на жуликоватого ходатая по чужим делам.
— Ну,
брат, это хилософия, — поучительно говорил он, держа
руки фертом, сунув их в карманы курточки. — Это мудрствование от хилости, от неумелости.
— Ты послушал бы, что они там говорят, Седов-щёголь, кривой Морозов,
брат его Захарка, Зинаидка тоже, — они прямо говорят: которое дело чужими
руками строится — это вредное дело, его надо изничтожить…
Обидно было видеть, как
брат, племянник и разные люди, окружающие их, кричат, размахивают
руками, точно цыгане на базаре, спорят, не замечая его, человека старшего в деле.
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его больная жена шла под
руку с
братом своим, Житейкиным, сыном умершего городского старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по маленькому барабану, даже тайно учит солдат этому искусству.
У Якова потемнело в глазах, и он уже не мог слушать, о чём говорит дядя с
братом. Он думал: Носков арестован; ясно, что он тоже социалист, а не грабитель, и что это рабочие приказали ему убить или избить хозяина; рабочие, которых он, Яков, считал наиболее солидными, спокойными! Седов, всегда чисто одетый и уже немолодой; вежливый, весёлый слесарь Крикунов; приятный Абрамов, певец и ловкий, на все
руки, работник. Можно ли было думать, что эти люди тоже враги его?
Никита полз к окну, хватаясь
руками за плечи
брата, спинку кровати, стульев; ряса висела на нём, как парус на сломанной мачте; садясь у окна, он, открыв рот, смотрел вниз, в сад и в даль, на тёмную, сердитую щетину леса.
Подождав, не скажет ли
брат ещё чего, отец ушёл под
руку с Яковом, молчаливо опустив голову. Внизу он сказал...
— Пусть попробует он, окаянный антихрист, прийти сюда; отведает, бывает ли сила в руках старого козака. Бог видит, — говорил он, подымая кверху прозорливые очи, — не летел ли я подать
руку брату Данилу? Его святая воля! застал уже на холодной постеле, на которой много, много улеглось козацкого народа. Зато разве не пышна была тризна по нем? выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, мое дитя! никто не посмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я,
брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие
руки, // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка // И спрятались опять… // Гогочут
братья Губины: // Такую редьку схапали // На огороде — страсть!
— Имею честь знать вашего
брата, Сергея Иваныча, — сказал Гриневич, подавая свою тонкую
руку с длинными ногтями.
То же самое думал ее сын. Он провожал ее глазами до тех пор, пока не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к
брату, положила ему
руку на
руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото показалось досадным.
Когда Левин со Степаном Аркадьичем пришли в избу мужика, у которого всегда останавливался Левин, Весловский уже был там. Он сидел в средине избы и, держась обеими
руками зa лавку, с которой его стаскивал солдат,
брат хозяйки, за облитые тиной сапоги, смеялся своим заразительно-веселым смехом.