Вернулся Тиунов сорокапятилетним человеком, с седыми вихрами на остром — дынею — черепе, с жиденькой седоватой бородкой на костлявом лице, точно в дыму копченном, — на этот раз его одинокое темное око
смотрело на людей не прячась, серьезно и задумчиво.
Неточные совпадения
Между городом и слободою издревле жила вражда: сытое мещанство Шихана
смотрело на заречан, как
на людей никчемных, пьяниц и воров, заречные усердно поддерживали этот взгляд и называли горожан «грошелюбами», «пятакоедами».
Неизвестно было,
на какие средства он живет; сам он явно избегал общения с
людьми, разговаривал сухо и неохотно и не мог никому
смотреть в лицо, а всё прятал свой глаз, прищуривая его и дергая головой снизу вверх.
Лежат они у корней ветел, точно куча сора, намытого рекой, все в грязных лохмотьях, нечесаные, ленивые, и почти
на всех лицах одна и та же маска надменного равнодушия
людей многоопытных и недоступных чувству удивления.
Смотрят полусонными глазами
на мутную воду Путаницы,
на рыжий обрыв городского берега и в белесое окуровское небо над бульваром.
И начал подробно рассказывать о каком-то иконописце, вдовом
человеке, который весь свой заработок тратил
на подаяние арестантам. Говорил гладко, но вяло и неинтересно, осторожно выбирал слова и словно боялся сказать нечто важное, что
люди еще не могут оценить и недостойны знать.
Посматривал на всех скучно, и глуховатый голос его звучал подзадоривающе лениво.
Девушкин начал прятаться от
людей, ходил в город всё реже и только когда не мог избежать этого. Ясно видел, что никому не нравится, все
смотрят на него с любопытством и нет
людей, которые привлекали бы его сердце. Его длинная фигура, с неуклюжею головою
на уродливо тонкой шее, желтое, костлявое лицо и пустые глаза, его робость, скрипучий, срывающийся голос и неподвижные, лишние руки — весь он не возбуждал в
людях симпатии.
— Кроме птиц — все толкутся
на одном месте. Идет
человек, наклоня голову,
смотрит в землю, думает о чем-то… Волки зимой воют — тоже и холодно и голодно им! И, поди-ка, всякому страшно — всё только одни волки вокруг него! Когда они воют, я словно пьяный делаюсь — терпенья нет слышать!
— Ну-ка! — сказал Четыхер, пошевелив плечом. Она, сладко чмокнув губами, спокойно и глубоко вздохнула.
Человек посмотрел в лицо девушки, осыпанное рыжими прядями растрепанных волос, — рот Паши был удивленно полуоткрыт,
на щеках блестели еще не засохшие слезы, руки бессильно повисли вдоль тела. Четыхер усмехнулся и, качая головою, проворчал...
— А вот вы говорите, что сердится народ, — вот поэтому! Да, да, — что вы так
смотрите на меня? В окошки-то стучат к вам, ага! Ведь
на кого сердятся?
На вас, образованных
людей! Я знаю!
Пошли. Бурмистров
смотрел в землю, видел под ногами у себя лоскутья одежды, изломанные палки, потерянные галоши. Когда эти вещи были близко — он старался тяжело наступить
на них ногой, точно хотел вдавить их в мерзлую землю; ему все казалось, что земля сверкает сотнями взглядов и что он идет по лицам
людей.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на него, пока он не встал прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не
смотреть на человека, когда он кланяется.
— Как мир, — согласился Безбедов, усмехаясь. — Как цивилизация, — добавил он, подмигнув фарфоровым глазом. — Ведь цивилизация и родит анархистов. Вожди цивилизации — или как их там? —
смотрят на людей, как на стадо баранов, а я — баран для себя и не хочу быть зарезанным для цивилизации, зажаренным под соусом какой-нибудь философии.
— Оставим, — сказал Версилов, странно посмотрев на меня (именно так, как
смотрят на человека непонимающего и неугадывающего), — кто знает, что у них там есть, и кто может знать, что с ними будет? Я не про то: я слышал, ты завтра хотел бы выйти. Не зайдешь ли к князю Сергею Петровичу?
Вера в человека, в его творческую свободу и творческую мощь возможна лишь для религиозного сознания, а никогда не для позитивистического сознания, которое
смотрит на человека, как на рефлекс материальной среды, природной и социальной.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет
на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь!
Посмотрим, кто кого!
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной
человек, но и то
смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я
человек простой».
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той веры, что
человек не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно
смотреть на то, что видим.
—
Смотрел я однажды у пруда
на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один
человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Из всех этих упоминовений явствует, что Двоекуров был
человек передовой и
смотрел на свои обязанности более нежели серьезно.