Захар. Они говорят — не знаем, но — найдем… Конечно, они знают. Я думаю… (Оглядываясь, понижает голос.) Это коллективное решение… заговор! Говоря правду, он раздражал их, даже издевался над ними. В нем была этакая болезненная особенность… он любил власть… И вот они… ужасно это, ужасно своей простотой!
Убили человека и смотрят такими ясными глазами, как бы совершенно не понимая своего, преступления… Так страшно ПРОСТО!
Неточные совпадения
Татьяна. Я уверена. Когда у
человека есть ясная цель, он идет спокойно. А этот торопился. И торопливость была особенная — она хлестала его изнутри, и он бежал, бежал, мешая себе и другим. Он не был жаден, узко жаден… он только жадно хотел скорее сделать все, что нужно, оттолкнуть от себя все обязанности — и обязанность брать взятки в том числе. Взятки он не брал, а хватал, — схватит, заторопится и забудет сказать спасибо… Наконец он подвернулся под лошадей, и они его
убили.
Надя. Но ведь не всегда, Ефимыч,
людей… вот так…
убивают… При всяком покойнике тихо говорят…
Левшин. Милая, — всех мы
убиваем! Которых пулями, которых словами, всех мы
убиваем делами нашими. Гоним
людей со свету в землю и не видим этого, и не чувствуем… а вот когда бросим
человека смерти, тогда и поймем немножко нашу вину перед ним. Станет жалко умершего, стыдно пред ним и страшно в душе… Ведь и нас так же гонят, и мы в могилу приготовлены!..
К леопатра. Это глумление над трупом… и надо мной! Открыть завод в то время, когда еще не похоронен
человек, которого мерзавцы
убили именно за то, что он закрыл завод!
Татьяна. Все лучшее всегда в одной минуте. Как хочется других
людей — более отзывчивых — другой жизни, не такой суетливой… жизни, в которой искусство было бы всегда необходимо… всем и всегда! Чтобы я не была лишней… (Яков смотрит во тьму, широко открыв глаза.) Зачем ты так пьешь? Это
убило тебя… Ты был красив…
Клеопатра. Я не говорю с вами, нет! Вы здесь лишняя, это не ваше дело!.. Мой муж был честный
человек… прямой и честный… Он знал народ лучше вас… Он не болтал, как вы… А вы вашими подлыми глупостями предали,
убили его!
Левшин. Злого и
убить. Добрый сам помрет, он
людям не помеха.
Клеопатра (горячо и тревожно). Нужно, чтобы
люди жили тесно, дружно, чтобы все мы могли верить друг другу! Вы видите — нас начинают
убивать, нас хотят ограбить! Вы видите, какие разбойничьи рожи у этих арестантов? Они знают, чего хотят, они это знают. И они живут дружно, они верят друг другу… Я их ненавижу! Я их боюсь! А мы живем все враждуя, ничему не веря, ничем не связанные, каждый сам по себе… Мы вот на жандармов опираемся, на солдат, а они — на себя… и они сильнее нас!
Он покраснел; ему было стыдно
убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство — выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка.
Едешь как будто среди неизмеримых возделанных садов и парков всесветного богача. Страстное, горячее дыхание солнца вечно охраняет эти места от холода и непогоды, а другой деятель, могучая влага, умеряет силу солнца, питает почву, родит нежные плоды и…
убивает человека испарениями.
У нас часто
убивают людей посредством приклеивания ярлыков — «реакционер», «консерватор», «оппортунист» и т. п., хотя, может быть, за этим скрывается более сложное и оригинальное явление, неопределимое обычными категориями.
Неточные совпадения
― Это не мужчина, не
человек, это кукла! Никто не знает, но я знаю. О, если б я была на его месте, я бы давно
убила, я бы разорвала на куски эту жену, такую, как я, а не говорила бы: ты, ma chère, Анна. Это не
человек, это министерская машина. Он не понимает, что я твоя жена, что он чужой, что он лишний… Не будем, не будем говорить!..
В среде
людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время ни о чем другом не говорили и не писали, как о Славянском вопросе и Сербской войне. Всё то, что делает обыкновенно праздная толпа,
убивая время, делалось теперь в пользу Славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры — всё свидетельствовало о сочувствии к Славянам.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот
человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня
убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Он довольно остер: эпиграммы его часто забавны, но никогда не бывают метки и злы: он никого не
убьет одним словом; он не знает
людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою.
После всего того, что бы достаточно было если не
убить, то охладить и усмирить навсегда
человека, в нем не потухла непостижимая страсть.