Неточные совпадения
—
Что, голубок? Изувечили? Говорила
я ему,
рыжему бесу…
Я тоже спокойно рад, смутно чувствуя,
что приобщился чему-то, о
чем не забуду никогда. Около
меня тряслась
рыжая собака с лисьей мордой и добрыми виноватыми глазами.
Только
что поднялось усталое сентябрьское солнце; его белые лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко
мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в желтых,
рыжих и красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
Когда она говорила, все молчали, внимательно слушая складную, уверенную речь. Ее хвалили в глаза и за глаза, удивлялись ее выносливости, разуму, но — никто не подражал ей. Она обшила себе рукава кофты
рыжей кожей от голенища сапога, — это позволяло ей не обнажать рук по локти, не мочить рукава. Все говорили,
что она хорошо придумала, но никто не сделал этого себе, а когда сделал
я —
меня осмеяли.
Неточные совпадения
— Когда роешься в книгах — время течет незаметно, и вот
я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца. В разбухшей, измятой шляпе, в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел в тюрьме и только
что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками.
Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и в словах его Клим слышал строгость наставника.
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то
рыжий человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт познания.
Я — невежда в философии, но —
мне понравилось: он доказывал,
что познание такая же сила, как любовь и голод.
Я никогда не слышала этого… в такой форме.
—
Рыжий напоминает
мне тарантула.
Я не видал этого насекомого, но в старинной «Естественной истории» Горизонтова сказано: «Тарантулы тем полезны,
что, будучи настояны в масле, служат лучшим лекарством от укусов, причиняемых ими же».
«Он мстит
мне? За
что? — подумал Самгин, вспомнил, как этот
рыжий сластоежка стоял на коленях пред его матерью, и решил: — Не может быть. Варавка любил издеваться над ним…»
— Да думает,
что ты пренебрегаешь ею.
Я говорю ей, вздор, он не горд совсем, — ведь ты не горд? да? Но он, говорю, поэт, у него свои идеалы — до тебя ли,
рыжей, ему? Ты бы ее побаловал, Борис Павлович, зашел бы к ней когда-нибудь без
меня, когда
я в гимназии.