Неточные совпадения
Между стволов
сосен являются прозрачные, воздушные фигуры огромных людей и исчезают в зеленой густоте; сквозь нее просвечивает голубое, в серебре, небо. Под ногами пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и
сухими нитями клюквы, костяника — сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.
Басов. Варя! Какой клев! Изумительно! Доктор, при всей его неспособности, и то — сразу — бац! Вот какого окуня!.. Дядя — трех… (Оглядывается.) Ты знаешь, сейчас иду сюда, и вдруг — представь себе! Там, около беседки, у
сухой сосны, Влас на коленях перед Марьей Львовной! И целует руки!.. Каково? Голубчик мой, скажи ты ему — ведь он же мальчишка! Ведь она ему в матери годится!
Неточные совпадения
Задумались головотяпы: надул курицын сын рукосуй! Сказывал, нет этого князя глупее — ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи
сушили, на
сосну Москву смотреть лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.
Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего,
сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни,
сосны и черемухи; там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба.
Тут целые океаны снегов, болот,
сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень
сосен, дикари всех родов, звери, начиная от черных и белых медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена года, как и в кругосветном плавании…
Мясо молодых глухарей очень вкусно, в чем согласны все; мясо же старых, жесткое и
сухое, имеет особенный, не для всех приятный вкус крупной дичи и отзывается
сосной, елью или можжевеловыми ягодами; есть большие любители этого вкуса.
Тарантас поехал. Павел вышел за ворота проводить его. День был ясный и совершенно
сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея,
сосала ему душу.