— Это верно — не успеют, — согласился он и, помолчав, осторожно сказал: — Я, конешно, вижу, да совестно подгонять их — ведь всё свои, из одной деревни со мной. Опять же и то возьми: наказано богом — в
поту лица ешь хлеб, так что — для всех наказано, для тебя, для меня. А мы с тобой мене их трудимся, ну — неловко будто подгонять-то их…
Неточные совпадения
В песке много кусочков слюды, она тускло блестела в лунном свете, и это напомнило мне, как однажды я, лежа на плотах на Оке, смотрел в воду, — вдруг, почти к самому
лицу моему всплыл подлещик, повернулся боком и стал похож на человечью щеку,
потом взглянул на меня круглым птичьим глазом, нырнул и пошел в глубину, колеблясь, как падающий лист клена.
Говорил он, точно лаял. Его огромное, досиня выбритое
лицо было покрыто около носа сплошной сетью красных жилок, пухлый багровый нос опускался на усы, нижняя губа тяжело и брезгливо отвисла, в углу рта приклеилась, дымясь, папироса. Он, видимо, только что пришел из бани — от него пахло березовым веником и перцовкой, на висках и на шее блестел обильный
пот.
Я бегал по полю с солдатами вплоть до конца учения и
потом провожал их через весь город до казарм, слушая громкие песни, разглядывая добрые
лица, всё такие новенькие, точно пятачки, только что отчеканенные.
Осенние тучи неугомонно сеяли мелкий дождь, и казалось, что, когда этот человек вытрет клетчатым платком
пот с
лица, дождь идет тише, а по мере того, как человек снова потеет, — и дождь становится сильнее.
Однажды старцы подрались. Петр Васильев, с неожиданной ловкостью отшлепав товарища по щекам, обратил его в бегство и, устало отирая
пот с
лица, крикнул вслед бегущему...
Казак, слушая, кривит
лицо,
потом, бесстыдно улыбаясь бабьими глазами, говорит приятным голосом, немножко сиплым от пьянства...
Помню, уже с первых строк «Демона» Ситанов заглянул в книгу,
потом — в
лицо мне, положил кисть на стол и, сунув длинные руки в колени, закачался улыбаясь. Под ним заскрипел стул.
Предостережения не пугали нас, мы раскрашивали сонному чеканщику
лицо; однажды, когда он спал пьяный, вызолотили ему нос, он суток трое не мог вывести золото из рытвин губчатого носа. Но каждый раз, когда нам удавалось разозлить старика, я вспоминал пароход, маленького вятского солдата, и в душе у меня становилось мутно. Несмотря на возраст, Гоголев был все-таки так силен, что часто избивал нас, нападая врасплох; изобьет, а
потом пожалуется хозяйке.
В чашку остывшего чая капнула слеза; женщина, заметив это, отодвинула чашку и крепко прикрыла глаза, выжав еще две слезинки,
потом вытерла
лицо платком.
Увидав ее, он хотел встать, раздумал,
потом лицо его вспыхнуло, чего никогда прежде не видала Анна, и он быстро встал и пошел ей навстречу, глядя не в глаза ей, а выше, на ее лоб и прическу. Он подошел к ней, взял ее за руку и попросил сесть.
Потом лицо ее наполнялось постепенно сознанием; в каждую черту пробирался луч мысли, догадки, и вдруг все лицо озарилось сознанием… Солнце так же иногда, выходя из-за облака, понемногу освещает один куст, другой, кровлю и вдруг обольет светом целый пейзаж. Она уже знала мысль Обломова.
Девушка неподвижно и напряженно смотрела вдаль, как будто провожая кого-то глазами.
Потом лицо ее приняло равнодушное выражение; она бегло окинула взглядом окрестность, потом двор, обернулась — и сильно вздрогнула, увидев его.
— Что ж, пришли подивиться, как антихрист людей мучает? На вот, гляди. Забрал людей, запер в клетку войско целое. Люди должны в
поте лица хлеб есть, а он их запер; как свиней, кормит без работы, чтоб они озверели.
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое
лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и
потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в
лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а
потом уже бьют.
Боже мой!..» // Помещик закручинился, // Упал
лицом в подушечку, //
Потом привстал, поправился: // «Эй, Прошка!» — закричал.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как
пот с
лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
Но и на этот раз ответом было молчание или же такие крики, которые совсем не исчерпывали вопроса.
Лицо начальника сперва побагровело,
потом как-то грустно поникло.