Неточные совпадения
Драться мне не хотелось, я был подавлен ослабляющей скукой, мне неловко было смотреть
на озлобленное лицо
брата.
— Я? Солдат, самый настоящий солдат, кавказский. И
на войне был, а — как же иначе? Солдат для войны живет. Я с венграми воевал, с черкесом, поляком — сколько угодно! Война,
брат, бо-ольшое озорство!
Скоро мы перестали нуждаться в предбаннике: мать Людмилы нашла работу у скорняка и с утра уходила из дому, сестренка училась в школе,
брат работал
на заводе изразцов. В ненастные дни я приходил к девочке, помогая ей стряпать, убирать комнату и кухню, она смеялась...
Кострома, Людмила и я сидим у ворот
на лавке; Чурка вызвал
брата Людмилы бороться, — обнявшись, они топчутся
на песке и пылят.
Незаметно, как маленькая звезда
на утренней заре, погас
брат Коля. Бабушка, он и я спали в маленьком сарайчике,
на дровах, прикрытых разным тряпьем; рядом с нами, за щелявой стеной из горбушин, был хозяйский курятник; с вечера мы слышали, как встряхивались и клохтали, засыпая, сытые куры; утром нас будил золотой горластый петух.
Тотчас после утреннего чая, в восемь часов, хозяин с
братом раздвигали стол, раскладывали
на нем листы белой бумаги, готовальни, карандаши, блюдца с тушью и принимались за работу, один
на конце стола, другой против него.
—
На, черти́! Нет, это не сойдется! Чтобы чужой работал, а
брата единого, родную кровь — прочь?
— Не любишь ты
брата, великий грех
на тебе!
— Н-на… действительно, привязались к убогому! Видишь — как? То-то! Люди,
брат, могут с ума свести, могут… Привяжутся, как клопы, и — шабаш! Даже куда там — клопы! Злее клопов…
Когда
братья ушли
на улицу, женщины, приказав мне ставить самовар, бросились к окнам, но почти тотчас с улицы позвонил хозяин, молча вбежал по лестнице и, отворив дверь в прихожую, густо сказал...
Ее язык, такой точный и лишенный прикрас, сначала неприятно удивил меня, но скупые слова, крепко построенные фразы так хорошо ложились
на сердце, так внушительно рассказывали о драме братьев-акробатов, что у меня руки дрожали от наслаждения читать эту книгу.
Я плакал навзрыд, читая, как несчастный артист со сломанными ногами ползет
на чердак, где его
брат тайно занимается любимым искусством.
Червь зловредный — я вас беспокою?
Раздавите гадину ногою!
Что жалеть? Приплюсните скорей!
Отчего меня вы не учили,
Не дали исхода дикой силе?
Вышел бы из червя — муравей!
Я бы умер,
братьев обнимая,
А бродягой старым умирая, —
Призываю мщенье
на людей!
— Вот,
брат, штука: месяц тому назад я в нее снегом швырял, не нравилась мне она, а теперь сидишь
на лавочке, прижмешься к ней — никого нет дороже!
— Я,
брат, в этом году взял подрядов
на ярмарке тысяч этак
на сорок — понимаешь?
По вечерам
на крыльце дома собиралась большая компания:
братья К., их сестры, подростки; курносый гимназист Вячеслав Семашко; иногда приходила барышня Птицына, дочь какого-то важного чиновника. Говорили о книгах, о стихах, — это было близко, понятно и мне; я читал больше, чем все они. Но чаще они рассказывали друг другу о гимназии, жаловались
на учителей; слушая их рассказы, я чувствовал себя свободнее товарищей, очень удивлялся силе их терпения, но все-таки завидовал им — они учатся!
— Хорошо,
брат, устроено все у бога, — нередко говорил он. — Небушко, земля, реки текут, пароходы бежат. Сел
на пароход, и — куда хошь; в Рязань, али в Рыбинской, в Пермь, до Астрахани! В Рязани я был, ничего — городок, а скушный, скушнее Нижнего; Нижний у нас — молодец, веселый! И Астрахань — скушнее. В Астрахани, главное, калмыка много, а я этого не люблю. Не люблю никакой мордвы, калмыков этих, персиян, немцев и всяких народцев…
— Ну да! А ты — что думал? Он больше всех говорит, болтун. Он,
брат, хитрая штука… Нет, Пешко́в, слова не доходят. Правда? А
на кой черт она? Это все равно как снег осенью — упал
на грязь и растаял. Грязи стало больше. Ты — лучше молчи…
— Пословица говорит: слово — не долото, а молчание — золото. Эх,
брат, тоска, тоска… Верно он пел: «Нелюдимо
на селе у нас живут». Сиротство человечье…
Служу,
брат, смирненько, а он
на меня покрикивает барином этаким.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай,
брат! Отнесешь письмо
на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным
на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что,
брат Пушкин?» — «Да так,
брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
С утра встречались странникам // Все больше люди малые: // Свой
брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков // Не спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется
на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас
на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь,
брат!» // — Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод хочется? — // — «Никак и впрямь ништо!» — // Клим как из пушки выпалил; // У многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак и впрямь ништо!»
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие руки, // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка // И спрятались опять… // Гогочут
братья Губины: // Такую редьку схапали //
На огороде — страсть!