Неточные совпадения
В доме все было необъяснимо странно и смешно: ход из
кухни в столовую лежал через единственный в квартире маленький, узкий клозет; через него вносили в столовую самовары и кушанье, он был предметом веселых шуток и — часто — источником смешных недоразумений. На
моей обязанности лежало наливать воду в бак клозета, а спал я в
кухне, против его двери и у дверей на парадное крыльцо: голове было жарко от кухонной печи, в ноги дуло с крыльца; ложась спать, я собирал все половики и складывал их на ноги себе.
Работы у меня было много: я исполнял обязанности горничной, по средам
мыл пол в
кухне, чистил самовар и медную посуду, по субботам —
мыл полы всей квартиры и обе лестницы. Колол и носил дрова для печей,
мыл посуду, чистил овощи, ходил с хозяйкой по базару, таская за нею корзину с покупками, бегал в лавочку, в аптеку.
К
моим хозяевам она явилась в будни утром; я чистил в
кухне медную посуду, когда молодая хозяйка пугливо закричала из комнаты...
Свеча почти догорела, подсвечник, только что утром вычищенный мною, был залит салом; светильня лампадки, за которою я должен был следить, выскользнула из держальца и погасла. Я заметался по
кухне, стараясь скрыть следы
моих преступлений, сунул книгу в подпечек и начал оправлять лампадку. Из комнат выскочила нянька.
В веселый день Троицы я, на положении больного, с полудня был освобожден от всех
моих обязанностей и ходил по
кухням, навещая денщиков. Все, кроме строгого Тюфяева, были пьяны; перед вечером Ермохин ударил Сидорова поленом по голове, Сидоров без памяти упал в сенях, испуганный Ермохин убежал в овраг.
Моя обязанности в мастерской были несложны: утром, когда еще все спят, я должен был приготовить мастерам самовар, а пока они пили чай в
кухне, мы с Павлом прибирали мастерскую, отделяли для красок желтки от белков, затем я отправлялся в лавку. Вечером меня заставляли растирать краски и «присматриваться» к мастерству. Сначала я «присматривался» с большим интересом, но скоро понял, что почти все, занятые этим раздробленным на куски мастерством, не любят его и страдают мучительней скукой.
(К Федору Иванычу.) Сейчас вон! Чтоб их не было в
моей кухне! Это ужасно. Никто не слушает, всё назло… Я оттуда их прогоню, они их сюда пустят. (Все больше и больше волнуется и доходит до слез.) Всё назло! Все назло! И с моей болью… Доктор! Доктор! Петр Петрович!.. И он ушел! (Всхлипывает и уходит, за ней Леонид Федорович.)
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это
моя слабость, — люблю хорошую
кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не правда ли?
— Фу, как ты глуп иногда! Вчерашний хмель сидит… До свидания; поблагодари от меня Прасковью Павловну свою за ночлег. Заперлась, на
мой бонжур сквозь двери не ответила, а сама в семь часов поднялась, самовар ей через коридор из
кухни проносили… Я не удостоился лицезреть…
«Я слежу за собой, как за
моим врагом», — возмутился он, рывком надел шапку, гневно сунул ноги в галоши, вышел на крыльцо
кухни, постоял, прислушался к шуму голосов за воротами и решительно направился на улицу.
Однажды он пришел и вдруг видит, что
мыло лежит на умывальном столике, щетки и вакса в
кухне на окне, а чай и сахар в особом ящике комода.
Пока Захар и Анисья не были женаты, каждый из них занимался своею частью и не входил в чужую, то есть Анисья знала рынок и
кухню и участвовала в убирании комнат только раз в год, когда
мыла полы.